Ярослав Астахов - Начало опыта

А если никакого балкона и подъемного моста – вовсе нет? А все это лишь загримированный под архаику ВЕНТИЛЯЦИОННЫЙ КОЛОДЕЦ? А звук стыковки с балконом, клубы невесомого пара, тень, движущаяся в пустоте – ДЕКОРАЦИЯ?

Но эта неожиданная мысль вспыхнула и погасла, затрепетав – зыбкая, какими в этой невероятной комнате оказывались все мысли.

Прохладный ветер набегал волнами. Пронизавшее туман пространство прозрачного рукава манило светом в конце – лучом, ясным и отбрасывающим четкие тени. И обещающим волю.

Максим не удержался и побежал. Порывы встречного ветра ласкали тело (в чертогах не было никакой одежды и ничего, чем оказалось возможно бы заменить ее).

Он замер перед гранитной стеною. Коридор кончился. Поток ярчайшего солнца рушился на Елагина откуда-то сверху. Стена перед его глазами была испещрена извивающимися трещинами, неровная. Она напоминала на вид и ощупь естественную скалу.

Что-то новое. Последний раз тут была массивная крепостная кладка. И лестница. Веревочная, колышущаяся под ветром … Играть в ИХ игры? Вот сяду здесь и сейчас около этого треснувшего гранита (или что он такое на самом деле) – и… И РАЗОРВУ СЕБЕ ГОРЛО .

Но также и эта мысль мелькнула и канула, позабывшись. Елагин уже лез вверх, и пальцы его рук и ног нащупывали легко удобные выемки…

Скала кончилась.

Полуденное жаркое солнце сияло в небе. Бескрайнее гречишное поле простиралось до самого горизонта.

Этого ничего нет… Неправда… Очередной мираж!

Елагин одиноко стоял на гребне стены, сложенной из бетонных блоков, идущей по краю поля. В далекой и жаркой дымке гудела автодорога. Бегущие машины казались быстро перемещающимися цветными точками. Проблескивало иногда на солнце ветровое стекло.

Обман! Здесь привыкаешь не верить своим глазам. Но ведь все-таки… может быть это ОНИ нас, наконец, действительно отпускают? Ведь могут быть и у НИХ капризы?! Я же НИЧЕГО НЕ ТЕРЯЮ! А если повернусь и уйду обратно – мне будет постоянно думаться потом, что…

И Елагин прыгнул.

Небесная сияющая синева сменилась на мгновение плоской тьмой.

Затем Елагин ощутил зыбкое объятие воды и услышал падение в нее брызг, поднятых его телом. Приглушенное освещенье бассейна казалось сумраком после ослепительного дневного света.

Женщина уже была здесь. Коротко взглянув на Елагина, она отвернулась в профиль и продолжала ополаскивать пенящейся слегка водой грудь и бедра. Она попала сюда, разумеется, не как он. Просто миновала круглую дверь – особенного устройства, напоминающую морскую раковину, – которая вела сюда из просторной комнаты. (По коридору-мосту она бежала всего лишь раз. И с той поры этот путь, обманчиво обещавший освобождение, как будто бы и вовсе перестал существовать для нее.)

Женщина присела и окунулась; встала…

Геометрически правильные пересекающиеся линии на ее спине приковали взгляд, хотя Елагин видел их уже столько раз, что мог бы нарисовать по памяти. Сплетенье двух треугольников и квадрата, странные многоточия по краям… Все вместе напоминало размашистую цветную татуировку, исполненную компьютером.

Когда Елагин увидел этот узор в первый раз, он подумал, что это, надо полагать, какие-то сакральные знаки культа на ее родине. Но понял, что он ошибся, когда его взгляд упал, однажды, на отражение собственной спины в зеркальной стене бассейна. Тогда он вздрогнул. Поскольку понял, что и его тело помечено теперь почти такой же гипнотизирующей симметричной фигурой. Однако ее цвета и «многоточия» отличались…

Что это? МАРКИРОВКА?

Хрустальный мелодичный звон долетел из комнаты.

Женщина перестала плескаться и она медленно, не спеша, направилась к пологому краю. Как выбралась из воды, она вновь коротко оглянулась и встретилась с Максимом глазами. И сразу же исчезла за дверью-раковиной.

И тогда свет, неяркий и без того, уменьшился. Течение в бассейне сделалось чуть сильнее. Неуловимо изменилось и еще что-то – будто бы восприятие окружающего становилось нечетким, зыбким…

ОНИ подмешивают к воде и воздуху дурманящие составы?

Не сознавая, что делает, а просто повинуясь уже сложившейся здесь привычке Елагин тоже побрел на звон.

Массивная искрящаяся гранями резного хрусталя амфора отблескивала теперь вся алым. Она представляла собой совершенно глухой сосуд на кланяющейся подставке, высотою почти что в человеческий рост. Маленькое отверстие ближе к верхнему краю появлялось только в том случае, если амфору наклоняли. Сейчас она стояла наполненная вином доверху, о чем и возвещал звон.

Каким же образом в ней восполняется содержимое? И что оно собой представляет? Похоже, это не простое вино. Или, лучше будет сказать, не только вино. А это еще и хлеб. Потому что каким-то образом этот напиток удовлетворяет и голод.

Вся процедура успела сделаться у них, уже, ритуалом.

Он держал чаши.

Женщина прилегала телом к прозрачной выпуклости, склоняя амфору. И некоторое время стояла так, не позволяя сосуду возвратиться в стоячее положение.

Затем он отдавал ей одну из чаш, наполненных до краев.

Они садились у основания кланяющейся подставки – и они пили; и женщина смотрела на него неотрывно из-под ресниц поверх небольшого красного озерца в руках.

Потом она принимала у него опустевшую прозрачную полусферу, вкладывала в свою – и относила к нише в стене, где исчезали использованные чаши и заменялись новыми.

И всякий раз она замирала около этой ниши, склонившись, как бы случайно.

Он тихо подходил к ней; ласкал ее живот, грудь, продевая руки у ней подмышками. Через какое-то время она оборачивалась к нему; ее полуприкрытые глаза улыбались, благодарили…

Едва ли ее так радует просто секс. Она благодарна мне за возможность БЕГСТВА в любовное сновидение. Покинуть этот кошмар, неизбывный и варварски роскошный, скрывающий где-то рядом жернова смерти. Сбежать хотя бы на время… А я вот не способен забыться… ну разве только – в последний миг .

Максим лежал неподвижно, раскинувшись на широком ложе. Все тело его казалось очень тяжелым, а его мысль, напротив, была воздушной и ясной. Но тем не менее возвращалась, конечно, на тутошние круги своя.

Этот плен… Как все-таки хотелось бы знать, кто и для чего нас в нем держит. Они пытаются укачать души состоянием безразличия и расслабленности. Насколько это возможно у знающих, что они – в клетке. Решетка снабжена различными финтифлюшками-погремушками. Наверное, чтобы не очень заметно было, что это – клетка. А также здесь гигиена, питание, тонко провоцируемый моцион…

И вдруг явилась картинка из памяти Максима. Яркая – несмотря на то, что это были событии довольно-таки далекого уже прошлого.