Михаил Балбачан - Шахта

Вопреки его ожиданию, народу за столами сидело не меньше, чем днем. Горы бумаг громоздились уже чуть ли не до потолка. Многочисленные посетители не толклись, как прежде, в дверях, а сразу шли к «своему» столу, получали нужные указания и спокойно уходили. Слепко услышал, как кому-то объясняли, что машина со стеклом наверняка уже прибыла, но застряла на распредпункте и надо бы там ее поискать. Главное оружие походя выбито было из его рук.

Самого Абрамсона не наблюдалось. На его месте сидел жгучий меланхолический брюнет и что-то рассчитывал, быстро, как фокусник, передвигая бегунок логарифмической линейки. Евгений Семенович так не умел. Завидев забредшее начальство, брюнет привстал и довольно вяло поздоровался.

– Э-э, Аркадий Борисыч, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, Евгений Семенович.

– Я, собственно, вынужден вас побеспокоить в связи с ситуацией, сложившейся на распредплощадке.

– Ах, – сник Аркадий Борисович, вы, значит, в курсе?

– А как вы думали? Ну, что собираетесь предпринимать?

– Честно говоря, сам еще не знаю. В первую смену все шло прекрасно. У нас там стоял человек с журналом и так далее. Но во вторую смену вышла какая-то заварушка, и наша сотрудница оттуда сбежала. Естественно, машины тут же стали прибывать одна за другой, и вот…

– Продолжайте.

– Михаил Исаевич направил туда одного горластого парня, этого, как его, ну грузина, но у него, похоже, тоже ничего не выходит.

– Это как еще не выходит! Вы даже представить себе не можете.

– Правда? – оживился Аркадий Борисыч. – Но из этого следует только, что нужно что-то срочно предпринимать, – беспомощно развел он руками.

– Во-первых, – начал рулить Слепко, – пошлите туда всех своих людей, чтобы разобрали скопившиеся машины и направили их куда следует. Сколько осталось резервных бригад?

– Одна, но там сорок человек.

– Сойдет. Отправьте и их туда. Там много всякого добра побросали куда попало. Задерживайте освободившиеся машины, погрузите все это и развезите по местам.

– Хорошо! Вы не беспокойтесь, товарищ Слепко, на пункте сбора прикомандированных у нас теперь все нормально, а там, в принципе, гораздо сложнее было.

– Я и не беспокоюсь. А Нанидзе гоните в шею! Кстати, чем вашим людям самим бегать за бригадирами, оборудуйте радиоточку и дирижируйте всем прямо отсюда.

– Это, конечно, мысль. Но где взять аппаратуру?

– Наверняка что-нибудь найдется. Не все же сгорело. Где Григорьянц?

– Только что тут вертелся.

– Передайте ему, что это мое распоряжение. Он обеспечит.

– Хорошо, передам. Так мне сейчас на распредплощадку?

– Отправляйтесь. Сводку только дайте.

– Берите.

В темном переулке, по пути в штаб, Евгению Семеновичу повстречался бывший прораб Бочкин, счастливо избежавший КПЗ. Он во все горло распевал похабную песню и, похоже, даже не подозревал о печальных изменениях в своей биографии. С огромным трудом избежав слюнявых объятий, Слепко вошел в уже почти родной «кабинет», как обычно попросил, чтобы принесли крепкого чаю, и, прихлебывая горько-сладкий кипяток, занялся сравнением свежей сводки с развешанными по стенам графиками. Как ни странно, отставание немного сократилось. Влетел Григорьянц.

– Слушайте, Евгений Семеныч, я вам что, господь-бог?

– То есть ты отказываешься?

– Сгорела у них радиоточка, где я вам ночью дефицитную аппаратуру найду?

– А в клубе?

– В клубе мы с вами как раз находимся.

– Ах, да. И что же?

– Наклевывается одна мыслишка! Можно, я воспользуюсь телефоном? Только, извините, товарищ начальник, звонок будет конфиденциальный.

– Ладно, действуй. Я выйду ненадолго.

Ночь была безлунной, и он не стал спускаться с крыльца. Бледные звезды слабо мерцали в вышине. Где-то хрипло заорал первый петух. Через приоткрытое окно было слышно, как Григорьянц требовал соединить его с каким-то дежурным офицером, представляясь при этом начальником главка Бурцевым. Даже голос умудрился подделать очень похоже. Другое дело, что навряд ли товарищ Бурцев стал бы в три часа ночи лично названивать каким-то там дежурным офицерам. В девять утра взвод связистов уже развешивал по стройке тарелки громкоговорителей.

День предстоял жаркий. Евгений Семенович, чувствуя, что не сможет заснуть, решил для успокоения нервов прогуляться немного по поселку. Свернул в узкий, заросший крапивой проход, еще раз куда-то свернул, перебрался по ветхим мосткам через замусоренный овраг, двинулся дальше, с любопытством завзятого зеваки разглядывая такую, в общем знакомую жизнь захолустного горняцкого поселка. Миновав последнюю избу, по самые окошки вросшую в землю, он направился огородами по глубоко утоптанной болотистой тропке. Шум стройки остался далеко позади. Угрюмая тетка копалась в грядках исполинского укропа. В нос Евгению Семеновичу шибанул пряный аромат, навернулась слюна. «Борщеца бы сейчас похлебать. Вон свекла у них какая знатная. Но больно суровая бабища, у такой черствой корки не допросишься. А денег у меня… ни копья. Ладно, черт с ним, с борщом». По пути попалось немало здоровых мужиков, определенно шахтеров, праздно сидевших на завалинках с выражением глубокой мизантропии на щетинистых физиономиях. «Мы народ со всей области согнали, а эти, значит, „под свечкой” оказались? Хрен с ними! Бирюль начальник, пусть у него голова и болит». Из-под перекошенной калитки выползла маленькая мохнатая шавка, бочком подобралась к сапогу подозрительного пришельца и неуверенно зарычала. Слепко почесал моську за ухом. Та заулыбалась и завиляла пушистым хвостом.

– Дядька, не трожь нашу собаку! Не трожь, кому говорю! Счас батю покличу! – выкрикнул из-за забора пацаненок лет восьми с перемазанной чернилами конопатой рожицей.

– Да ладно, я только погладить хотел.

– Бабу свою гладь! Это наша собака!

– Ишь, грозный какой. Я ведь ничего плохого не делал.

– Знаю я тебя! Небось стибрить чего собираешься. Уже Барсика утащить хотел! – мальца поразила эта ужасная догадка, губы у него затряслись.

– Больно он нужен мне, Барсик твой, лучше скажи…

– Барсик! Барсик! Иди ко мне. Иди сюда, тебе говорю! Вот я сейчас тебя, неслух!

Но Барсик упорно делал вид, что не слышит, и продолжал обнюхивать сапоги Евгения Семеновича.

– Да успокойся ты. Ты знаешь, я кто? Я большой начальник. Вот хожу смотрю, как вы тут все живете.

– Врешь! Начальники такие не бывают.

– Бывают. Пока твой батька на печи лежит, мы ему, понимаешь, шахту восстанавливаем.

– А он говорит, что вы сами ее подожгли, а теперь поселок наш вконец разоряете!

– Кто это «мы»?

– Пришлые всякие! Ворюги! Я тебя, дядька, не боюся, у меня не заворуешь, у меня ружжо есть!

– И где ж оно?

– Счас принесу, ты пока тута постой, не уходи.