Михаил Балбачан - Шахта

– Э-э, вы чего тут делаете, товарищи? – наконец поинтересовался он.

– А ну пошел вон! Пошел вон, дура-ак! – отчаянно заверещал девичий голосок.

– Нет, я – ничего, вы не волнуйтесь, я – уже, не волнуйтесь только, – забормотал Слепко, ретируясь в темную гущу сирени.

– Ты это, мужик, ты чего? – начал приподниматься парень.

– Нет, Вовочка, не надо, не надо-о! И-и-и-и!.. – завизжала девица.

Но голый начальник шахты уже улепетывал, не разбирая дороги, прочь. Ему мерещилась жестокая погоня. С налета выскочил на какое-то открытое место, но вовремя притормозил и сдал назад. Оказавшись вновь под деревьями, он обхватил теплый шершавый ствол и постоял так, глубоко, с присвистом дыша и часто отплевываясь. Дерево, которое он обнимал, было совершенно спокойно. Оно никуда не спешило, и каждый год проходил для него как один день. Только две вещи немного беспокоили его: паразиты и скоротечность жизни. Слепко, нервно оглядываясь, выбрался из кустов, отряхнул с липкой груди древесный мусор и тут только вспомнил о пораненной ноге. Она почти не болела.

– Мужик, закурить есть? – тяжелая рука легла на его щуплое плечо.

Евгений Семенович дернулся как ужаленный. Над ним, отдавая перегаром, нависала могучая фигура.

– Последний раз спрашиваю, закурить есть?

– Нету.

– А почему?

– Не курю я. Послушай, друг, одолжи мне, пожалуйста, пиджак. Взаймы. Очень надо! Я заплачу. Завтра же заплачу и пиджак тебе назад верну. Прошу тебя, будь другом, мне очень, очень надо, – горячечно зашептал Евгений Семенович, вместе с тем лихорадочно пытаясь стянуть пиджак с широких плеч забулдыги.

– Не-ет. Ишь, хитрый какой! Прям как наш начальник шахты, чтоб ему… Думаешь, если я немного пьяный, так со мной теперь все что хошь исделать можно? Ошибаешься, паря. Я, может, и выпимши маненько, а пинжака свово не дам, даже не проси, – он легко оттолкнул просителя и, покачиваясь, двинулся прочь.

Слепко поспешил следом, но свалился в глубокую канаву, пребольно ударившись животом. Пьянчуга, невзирая на темноту, преодолел ее совершенно свободно. «Да что ж это за наказание такое?» Вспыхнул яркий свет. Прямо над головой загорелась гирлянда разноцветных лампочек, осветив все как днем. Если бы не канава, свет застиг бы его посреди танцплощадки. «Конец!» – понял он, вжимаясь в сухую каменистую землю. Вокруг было очень нечисто, валялись окурки и прочая дрянь. «Зачем свет зажгли, нет же никого!» Как в насмешку сверху послышался гомон. Площадка заполнялась множеством народа. Оглушительно заиграла музыка. Слепко пополз, извиваясь как червяк. Ему казалось, что впереди поглубже и потенистее. Добравшись до угла площадки, он решил, что это наиболее безопасное место, остановился, пригнул, как сумел, над собой пыльные стебли лебеды, опустил лицо на сжатые кулаки и замер. Сквозь звуки бравурной музыки проступало слитное шарканье, говор, иногда – смех. Время от времени музыка на несколько секунд умолкала, кто-то что-то дурашливо выкрикивал, и начинался новый танец. «Как они не устанут играть? Ну барабан или, там, гармошка, это еще ладно, но как можно все время дуть в эту огромную трубу? И какая польза в подобном занятии? – глубокомысленно размышлял голый начальник шахты, лежа в грязи. – Это ж полный идиотизм, вот так, часами топтаться без толку на одном месте. Завтра на работе будут небось как вареные. Положительно необходимо запретить все эти танцульки, эту буржуазную отрыжку, в конце концов!» А его подчиненные, здоровые парни и девахи, увлеченно топали крепкими ногами по пыльному майдану, дымили махрой и грызли семечки, не подозревая о суровых административных мерах, готовившихся поблизости.

– Филя, Филя! – раздался вдруг взволнованный женский голос. – Там голый мужик! Вон же он, смотри!

– Брось, дура, нету там ничаво! – пробасил здравомыслящий Филя. – Неча глядеть, лучше пошли отсюдова.

– Нет, есть! Есть! Сам дурак! Чего ты меня тащишь?

– Пошли, говорю! Тебе, чё, больше всех надо? – бубнил Филя.

– Отстань! Говорят тебе, там… Товарищи, тут голое тело лежит в канаве!

Но Евгений Семенович, вовсю загребая локтями и коленями, уполз уже прочь. Он ничего не видел, не слышал и не соображал и, лишь наткнувшись на какие-то сучья, решился приоткрыть зажмуренные глаза. Над головой топырилась бузина, вся в гроздьях горьких мелких ягодок. Евгений Семенович ввинтился в самую глубь и устроился меж выпиравших из перегноя корней. Ему казалось, что голова вот-вот лопнет. Смаргивая пот, он смотрел в просвет. Там, откуда он только что уполз, толпилось множество народу. Кто-то кого-то уже толкал. Явно назревала драка. Когда замолкший было оркестр вновь взорвался фокстротом, Евгений Семенович очнулся и рванул вперед. Как бы там ни было, парк он миновал, считай, успешно.

Через четверть часа, удобно расположившись в зарослях лебеды, Слепко тоскливо наблюдал ночную уличную жизнь. Время, как он полагал, перевалило уже за полночь, а улица, преградившая ему путь, кишела народом и, как назло, была прекрасно освещена. Близился рассвет, и тогда всё, конец. Мимо дефилировала ватага молодых людей.

– А я Томке верю, – нажимал девчачий голосок, – не такая она, Томка, чтобы просто так заливать. Был там кто-то!

– Был да сплыл!

– Говорят тебе, старуха Никишкина видела…

– Из ума она выжила, твоя Никишкина. Бабьи сказки, и больше ничего. А Томка твоя просто…

Спорщики наконец миновали его укрытие. Настал подходящий момент. Евгений Семенович выскочил на дорогу прямо за спинами увлеченно дискутирующей комсомолии, единым духом пересек ее и скрылся в дыре забора, как нарочно для него проделанной.

И вновь он оказался в чьем-то запущенном саду и пробирался среди изъеденного лишайником вишняка и полузасохших груш. Сквозь длинные тонкие ветви уныло белел дом, безмолвный и, похоже, на сей раз действительно покинутый. Окна его крест-накрест забиты были досками. Рядом с покосившейся будкой сортира он вытянул из плетня несколько хворостин и проник на соседний участок, где стояла точно такая же будка, густели вишневые деревья и все выглядело таким же заброшенным. Но он был у цели, это была уже его улица! Ступая по каким-то убогим грядкам, всматриваясь в просветы между деревьями, Слепко продвигался вдоль облезлой стены дома, такого же мрачного и заколоченного, как предыдущий. Что-то слабо шевельнулось, совсем близко. Он инстинктивно отпрянул и обомлел. На крыльце сидела женщина. Нелепо согнувшись, она прикрывала руками голову, как бы пытаясь защититься от удара. Евгений Семенович в панике налетел на сарай и нырнул в открытую дверь. Голова немного закружилась, он наткнулся на какую-то бочку и присел на корточки. В щель прекрасно видно было все, что делалось снаружи. Но там ничего не делалось.