Ирина Аллен - Другая Белая

Позвали в автобус, пошла, ноги как ватные, вышла на парижскую улицу: «И Марта не старуха, и ты, душа моя, не девица… Вот Мартин… Знать бы, все так же он мне хотя бы одну руку протягивает?..»

В начале лета прочитала объявление на доске информации собора: паломничество в древний бельгийский монастырь, автобусом через всю Европу… «Поеду, увижу хоть на пару часов». Позвонила (номер его телефона у нее был всегда, но звонила впервые), спросила Марту, можно ли остановиться на пару дней, договорились о встрече.

Странный это был автобус: небольшая группа паломников — Марина в их числе — и команда молодых спортсменов, направлявшихся в Бельгию на соревнования по спортивному ориентированию. Условия были спартанскими. Автобус ехал почти без остановок, так что «и стол и дом» — все было в нем. Ноги, постоянно опущенные вниз, отекали так, что утром было больно сделать шаг. На одну ночь их приютил постоялый двор где-то в Германии. Руководитель группы спортсменов предложил ей номер с нешироким ложем, которое, по его замыслу, она должна была разделить с весьма корпулентной дамой. Измученная дорогой Марина совсем не по-христиански возмутилась:

— Простите, но я традиционной ориентации!

Позже она выяснила, что, отказавшись спать вместе с дамой, нарушила планы этого руководителя, успевшего закрутить роман с молодой паломницей, о чем та ей сама и рассказала, добавив:

— Ничего, мы в Москве свое возьмем.

Следующая остановка была в Амстердаме у Центрального вокзала, где Мартин должен был ее встретить и отвезти на три дня к себе домой. Маршрут их автобуса в Бельгии проходил далеко от его местечка, и встретить ее в Амстердаме ему было удобнее. Чем ближе была встреча, тем тревожнее и беспокойнее становилась Марина.

— Вам нехорошо, может быть, хотите воды? — спросила соседка, прервав рассказ об альпийских горках, которые она сооружала на своих шести сотках.

— Я просто очень устала, — тихо ответила Марина.

Соседка сочувственно вздохнула, но рассказ продолжила. Марина не просто устала, она вдруг обессилела до отчаяния. «Зачем я еду? Он не подавал признаков жизни уже почти месяц. Если бы я не позвонила, может быть, так все бы и сошло на нет, и он исчез бы из моей жизни. Я, как наложница в гареме, все жду и жду… Чего жду? Нельзя быть такой мазохисткой: ведь знаю же прекрасно, что потом еще больнее будет, знаю и иду на это. Боже, как все глупо… И потом Марта… Я что, стерва законченная? Получается, что так… стерва и есть! Духи французские ей везу, шоколад московский. Вот ведь идиотка: в Бельгию с шоколадом, что в Тулу с самоваром. И вообще… у него наверняка уже другая, он мужчина и не может без женщины… это даже уму непостижимо, что мимо него можно ходить спокойно и не влюбиться…»

Автобус остановился далеко от вокзала — ближе не разрешалось. Одну сумку Марина оставила в автобусе, но и та, с которой собиралась к Мартину, все равно оказалась довольно тяжелой: подарки эти дурацкие, пижама, джинсы и прочее барахло. На несколько дней как-никак собиралась. Сердобольная соседка, предложила проводить до вокзала. Какой там: скорей, скорей… Марина бежала навстречу своим будущим страданиям. Пробежав через весь вокзал, она в конце концов отыскала платный душ, там была очередь, потом отключился фен… Она выскочила из кабинки с недосушенной кудрявой головой — терпеть не могла свои кудри, всегда феном выпрямляла — и стала орать на добродушного парня за кассой так, что он покрутил пальцем у виска. «И он прав, прав, прав», — твердила она на бегу и чувствовала, что близка к истерике.

Выбежала на привокзальную площадь, отдышалась, огляделась и почти обрадовалась: народу столько, что найти друг друга вряд ли возможно. «Вот и хорошо, вернусь в свой родной автобус», — почти с облегчением подумала она, но опять, как в тот самый первый раз, сверкнул луч предзакатного солнца и высветил фигуру Мартина. Больше она никого не видела. Он шел ей навстречу по вмиг опустевшей площади. Подошел, молча прижал к себе и не отпускал, даже не поцеловал. Повел ее к машине, и только там они поцеловались. Марина счастливо отметила, что целоваться он разучился.

Выехали из города, остановились у небольшой придорожной гостиницы. Вошли. Он взял ключ, открыл дверь, потом закрыл изнутри. Марина наблюдала молча, сгорая от желания, накопленного в машине. Она прижалась спиной к закрытой двери, почти теряя сознание, ждала. До кровати они все-таки дошли.

Прошла вечность, пока они смогли говорить. Марина тихо и счастливо рассмеялась:

— Ты заметил, что мы еще не сказали друг другу ни слова?

— Разве у нас был для этого повод? — ответил он гусарской шуткой.

Потом они стояли под душем, и вода все лилась и лилась… А потом она молила, чтобы ее тело не кончалось: он вытирал его медленно и бережно.

Вернулись в комнату, сели на пол — сидячих мест в номере не было, только кровать, на которую оба старались не смотреть во избежание нового «девятого вала». Марина положила голову Мартину на плечо — полное предельное счастье. Наверно, в таком состоянии молодые влюбленные совершали совместные самоубийства… в Японии, кажется. Свершилось. Чего еще сметь желать от жизни? Но он прошептал:

— Пора.

— Да, пора, — эхом отозвалась она.

— Я к тебе не поеду, — прошептала Марина. Он понял:

— Хорошо. Я отвезу тебя в Амстердам. Ты успеешь на свой автобус? Сумки не забудь, — он перекинул небольшую сумку ей через плечо, задержал на нем руку. Большую сумку понес сам.

На самом деле автобус уже давно ушел, но он ей и не был нужен. Она не знала, что будет делать, куда пойдет, в голове билось только одно: они сейчас расстанутся, и ей уже ничего не будет нужно.

— Не провожай меня до самого автобуса, пожалуйста.

— Да, да, я понимаю.

Марина почти оттолкнула его от себя, выскочила из машины и пошла быстро, не оглядываясь. В голове стучало: «Я тебя никогда не увижу, ты меня никогда не увидишь…» Наткнулась на большой мусорный ящик, напряглась и забросила туда дорожную сумку: «Ничего теперь не нужно. Эх, про подарки-то совсем забыла».

Очнулась она от яркого солнца и долго пыталась сообразить, где находится. Наверно, в гостинице, но не в той, где была с Мартином. Как сюда попала? Не помнила. Ничего не помнила, кроме того как выходила из его машины с мыслью о конце своей жизни. «Посплю еще», — решила и заснула на сутки.

Проснулась через день, когда стемнело. Приняла душ, хотела переодеться, стала искать сумку с вещами, куда делась? Не было сумки. Ну и ладно. Высыпала все из маленькой сумочки на простыню. Застыла на мгновенье: на этой сумке его последнее прикосновение… «Не надо, — приказала себе. — Итак, что у нас есть в наличии?» Было несколько евро, мелочь, кредитная карточка, две губные помады — дневная и вечерняя, тюбик с кремом для лица (главное!), пудреница, маленький пробничек с духами, расческа… Вполне достаточно, чтобы выйти в люди в приличном виде. Вымыла голову — и пошла. Кудрявая. Костюмчик сидит (пять кэгэ для этого французского костюмчика сбросила). Жизнь продолжается!