Стивен Крейн - Алый знак доблести

Но он не совсем брал на веру эти рассказы, потому что бывалые солдаты любят морочить голову желторотым юнцам. Они вечно толковали о выстрелах, пороховом дыме, крови, но как тут разобраться, где правда, а где ложь? То и дело они обзывали его сопляком, и доверять им было неразумно.

Так или иначе, но он уже понял, что не слишком важно, с какими людьми воюешь, важно, что они готовы воевать, а это факт непреложный. Юношу заботила другая, более серьезная проблема. Над ней он и ломал себе голову, лежа на скамье. Он старался математически точно доказать себе, что не удерет с поля боя.

До сих пор этот вопрос не слишком его занимал. Многое в жизни он считал само собой разумеющимся, не сомневаясь, что из любой переделки выйдет победителем, а какими путями и средствами - дело десятое. Но сейчас речь шла о чем-то, имеющем жизненно важное значение. Юноша вдруг понял, что во время сражения может дезертировать. Вынужден был признать - он понятия не имеет, как поведет себя на войне.

Еще недавно он не допустил бы подобную мысль даже на порог сознания, но сейчас от нее уже нельзя было откреститься.

Его все больше одолевал какой-то панический страх. Чем отчетливее рисовалась ему предстоящая битва, тем яснее виделись заложенные в ней омерзительные возможности. Юноша просто не мог вообразить себя, невозмутимо стойкого среди стольких крадущихся к нему опасностей. Он вспомнил являвшихся ему в мечтах героев с переломленными клинками, но в тени надвигающейся грозы они казались пустыми вымыслами.

Он вскочил со скамьи и начал беспокойно расхаживать но лачуге.

- Боже милостивый, что это со мной делается? - произнес он вслух.

Юноша чувствовал, что жизненные правила, которые он мнил незыблемыми, не помогут ему в этот час испытания. Бесполезно было и все, что он прежде знал о себе. Сейчас он - неизвестная величина. Придется снова, как в ранней юности, ставить над собой опыты. Нужно поближе познакомиться с собой, а покамест все время быть начеку, не то эти неведомые свойства навеки опозорят его.

- Боже милостивый! - растерянно повторил он.

Немного погодя в дыру ловко пролез долговязый, а за ним и горластый. Они продолжали пререкаться.

- А я говорю, что правда,- уже забравшись в лачугу, сказал долговязый. Он выразительно махнул рукой.- Хочешь верь, хочешь не верь, дело твое. Попробуй не драть горло, а посидеть спокойно и подождать. И очень скоро уразумеешь, что я был прав.

Его товарищ что-то упрямо буркнул. Потом секунду помолчал, словно придумывая ответ позабористей.

- Что ж, выходит, ты знаешь все на свете?

- А я и не говорил, что знаю все на свете,- сердито отрезал долговязый. Он принялся аккуратно укладывать пожитки в вещевой мешок.

Юноша, все еще беспокойно меривший шагами лачугу, взглянул на деловито склоненную фигуру товарища.

- Значит, и впрямь решено дать бой, так или не так, Джим? - спросил он.

- Ну, конечно, так,- ответил долговязый. - Ну, конечно. Ты только погоди до завтра и увидишь сражение, какого еще не бывало на свете. Ты только погоди.

- Дьявольщина! - сказал юноша.

- На этот раз драка будет заправская, братец, драка что надо,- добавил долговязый таким тоном, словно собирался облагодетельствовать этим сражением своих друзей.

- Чушь! - сказал из угла горластый.

- Скорее всего это окажется очередной уткой,- и мстил юноша.

- Еще чего! - возмутился долговязый.- Еще чего! А по какому случаю тогда нынче утром выступила и поход вся кавалерия? - Он с вызовом посмотрел на товарищей. Те промолчали.- Нынче утром выступила в поход вся кавалерия,- продолжал он.- Говорят, в лагере ни одного кавалериста не осталось. Их должны успеть перебросить в Ричмонд или как его там, пока мы будем управляться с пехтурой. В общем, какую-то ловушку хотят устроить. И в полку уже приказ получен. Мне утром шепнул об этом один парень, который видел, как приказ привезли в штаб. И теперь они готовятся весь лагерь на ноги поставить - этого только слепой не заметит.

- Вздор, - сказал горластый.

Юноша промолчал. Затем снова обратился к долговязому:

- Джим!

- Что?

- Как ты думаешь, полк не осрамится?

- Ну, думаю, они будут драться как черти, когда дойдет до дела,- с ледяным спокойствием ответил тот. При этом весьма мудро употребил третье лицо.- Конечно, над ними потешаются, мол, желторотые и всякая такая штука, но, думаю, они будут драться как черти.

- А как ты считаешь, может кто-нибудь удрать?

- Может, и даже не один, без таких ни в одном полку не обходится, особенно если они еще не нюхали пороху,- снисходительно сказал долговязый.- Конечно, и вся компания может дать деру, если сразу станет очень жарко, а может стоять как вкопанная и драться так, что любо-дорого. Но какой толк вперед загадывать? Конечно, они необстрелянные, и всю армию мятежников им одним махом не одолеть, но, думаю, драться они будут не хуже других. Так я располагаю. Говорят, в полку одни сопляки и еще всякую вся чину, но парни подобрались хорошей выделки и драться будут не за страх, а за совесть, когда привыкнут к выстрелам,- добавил он, сделав особенное ударение на последних четырех словах.

- Ну да, ты думаешь, что знаешь…- пренебрежительно начал горластый.

Долговязый злобно обернулся к нему. Последовала короткая перебранка, во время которой оба награждали друг друга затейливыми эпитетами.

- Джим, а тебе никогда не приходило в голову, что и ты можешь удрать? - прервал их юноша. И тут же рассмеялся, точно его вопрос был веселой шуткой.

Горластый тоже хихикнул.

Долговязый махнул рукой…

- Как тебе сказать,- веско произнес он,- я думаю, там такое может оказаться пекло, что и Джиму Конклину станет жарко, и если все парни начнут улепетывать, пожалуй, и я дам стрекача. А если я покажу пятки, будь спокоен, сам черт меня не догонит. Но если они не повернут назад и будут драться, что ж,

я тоже не поверну назад и тоже буду драться. Это как пить дать. Можешь не сомневаться.

- Чушь,- сказал горластый.

Юноша, о котором мы повествуем, был глубоко признателен товарищу за его слова. Он боялся, что другие необстрелянные солдаты исполнены твердой и неколебимой уверенности в себе. Теперь он немного успокоился.

Наутро юноша убедился, что его долговязый товарищ оказался крылатым вестником выдумки. С особенной яростью обрушились на него самые горячие из вчерашних сторонников, посмеивались над ним и солдаты, с первой минуты отказавшиеся верить слухам. Долговязый подрался с парнем из Четфилд-Корнерс и основательно его отлупцевал.

Тем не менее вопрос, волновавший юношу, не был снят. Более того, он на неопределенное время тягостно повис в воздухе. Весть о близком бое породила в молодом солдате глубокую неуверенность в себе. И теперь, весь сосредоточенный на этой новой для себя проб-леме, он принужден был снова стать просто незаметным участником парада синих мундиров.