Фрэнк Норрис - Спрут

Союз бурно протестовал, возмущался, его цели были известны каждому уличному мальчишке; Трест держался спокойно, никак себя не проявлял, и окружающие видели лишь плоды его действий. Он действовал втихомолку, хладнокровно, организованно, и одолеть его было невозможно. И Дайку вдруг представилось, что перед ним многорукий колосс, чьи пальцы-щупальца проникали всюду. Вся почва под ногами была, казалось, изрыта подземными ходами, и там, во мраке, бесшумно шевелились эти чудовищные щупальца, извиваясь, проталкивались вперед, распространялись во все стороны, высасывая последние силы из непокорных, причем делали это не спеша, исподволь, тихой сапой, пока не представлялась возможность подобраться вплотную, сцапать и давнуть с непредвиденной силой.

- К концу лета мне потребуется несколько вагонов,- сказал Дайк клерку, беря у него накладную и пряча в карман. Он уже несколько месяцев назад договорился о перевозке урожая, но ему нравилась роль плантатора, хотелось лишний раз обсудить дело во всех подробностях.

- Надеюсь,- прибавил он,- вы сможете предоставить мне нужное количество вагонов. В этом году ожидается большой урожай пшеницы - не хотелось бы застрять с перевозкой из-за нехватки подвижного состава.

- Вагоны вам будут,- буркнул клерк.

- С моей легкой руки у вас прибавится работы, - продолжал Дайк.- Я на своем хмеле так хорошо нынче заработал, что в будущем году появится немало охотников заняться этим делом. Допустим,- продолжал он, осененный новой мыслью,- допустим, мы объединимся и организуем некое содружество грузоотправителей. Может, вы установили бы специальный тариф на перевозку хмеля, снизили бы его, скажем, до полутора центов с фунта?

Клерк удивленно взглянул на него:

- До полутора центов? Если бы вы сказали до четырех с половиной, тогда еще можно было бы разговаривать.

- Четыре с половиной! - выговорил Дайк.- Как понимать? Ведь такса всего два цента с фунта.

- Ошибаетесь,- сказал клерк, пристально посмотрел на него,- такса - пять центов.

- Это вы ошибаетесь, дружище,- добродушно возразил Дайк.- Загляните-ка в таблицу. Там ясно сказано, что провоз хмеля от Боннвиля до Сан-Франциско стоит два цента с фунта, если груз занимает целый вагон. Вы сами сказали мне это прошлой осенью.

- То было прошлой осенью,- возразил клерк.

Наступило молчание. Дайк смотрел на служащего с подозрением. Затем, приободрившись, сказал:

- А вы все-таки взгляните. Увидите, что я прав.

Берман, подойдя к ним, любезно поздоровался за рукуу с бывшим машинистом.

- Чем-нибудь могу быть вам полезен, мистер Дайк?

Дайк объяснил в чем дело. Когда он замолчал, клерк, обратившись к Берману, сказал почтительно:

- Наш обычный тариф на провоз хмеля - пять центов с фунта.

- Совершенно правильно,- сказал Берман, подумав, - он прав, мистер Дайк, тариф - пять центов.

Клерк достал справочник, напечатанный на желтой бумаге, и протянул его Дайку. Вверху было выведено крупными буквами: «Тарифная сетка № 8», а пониже шла заключенная в скобки надпись помельче: «Аннулирует № 7 от 1 августа».

- Убедитесь сами,- сказал Берман, указывая пальцем на столбец, помеченный «разное».

«Нижеуказанный тариф на перевозку хмеля целыми вагонами устанавливается с 1 июня и остается в силе до замены его новым тарифом. Тариф на груз, отправляемый дальше Стоктона, может быть изменен в зависимости от договора, заключенного с владельцами транспортных судов, следующих от указанному пункта».

В таблице, напечатанной ниже, Дайк прочел, что такса за провоз хмеля от Боннвиля или Гвадалахары до Сан-Франциско устанавливается в пять центов.

На мгновение Дайк растерялся. Затем до него дошло. Дорога повысила тариф на хмель с двух центов до пяти.

Высчитывая прибыль, которую он может получить на свое скромное капиталовложение и за свой труд, Дайк исходил из того, что провоз обойдется ему в два цента за фунт. Он заключил договор и должен был доставить хмель покупателю. Он был связан договором. Новый тариф поглощал всю его прибыль до последнего цента. Он был разорен.

- Вы что, шутки вздумали шутить? - взорвался он.- Вы пообещали мне тариф - два цента. На этом основании я и заключил сделку. Как это понимать?

Берман и клерк, стоя по другую сторону прилавка, смотрели на него.

- Пять центов,- твердо повторил клерк.

- Но ведь я же разорюсь! - вскричал Дайк.- Ясно это вам? Я не заработаю и доллара. Да что там - заработаю! Я останусь кругом в долгах, это… это… Да вы меня по миру пустите! Это хоть вам понятно? Вы меня до нитки обираете.

Клерк пожал плечами.

- Мы не принуждаем вас отправлять груз. Поступайте как вам угодно. Тариф - пять центов.

- Но, черт вас побери, у меня ведь договор! Что я теперь буду делать? Ведь вы сказали мне… обещали, что тариф будет два цента!

- Простите, что-то не припомню,- отвечал клерк.- И ничего об этом не знаю. Вот, что хмель поднялся в цене, это я знаю. Посевы хмеля в Германии погибли, в штате Нью-Йорк он совсем не уродился. Цена на хмель поднялась почти до одного доллара. Вы что, думаете, мы этого не знаем? А, мистер Дайк?

- Да вам-то что? Какое вы имеете отношение к ценам на хмель?

- А вот такое,- отвечал клерк, заговорив вдруг враждебно и вызывающе.- Тариф был повышен в соответствии с ценой. Мы не станем гонять взад-вперед

наши вагоны за здорово живешь. Мне было приказано повысить тариф па ваш товар до пяти центов, и, по-моему, вы еще легко отделались.

Дайк остолбенел. На какой-то миг наглость клерка даже восхитила его. Он забыл, что все это имеет к нему непосредственное отношение.

- Боже милостивый! - бормотал он,- боже милостивый! Что же дальше-то будет? Может, вы поделитесь со мной, на чем основан ваш тариф? - с сарказмом спросил он и вдруг заорал в бешенстве.- Какие-такие у вас правила? Какие основания?

Услышав это, Берман, не принимавший участия в их споре, резко подался вперед. Впервые Дайк увидел, как лицо Бермана наливается яростью, как на нем проступает ненависть и пренебрежение к фермерскому сословию, с которым он вел борьбу.

- Да, я хочу знать ваши правила! Чем вы руководствуетесь? - не унимался Дайк, повернувшись к Берману.

На что Берман ответил, сопровождая каждое слово ударом указательного пальца по прилавку:

- Что можем выжать, то и берем!

Дайк сделал шаг назад и ухватился за прилавок, чтобы сохранить равновесие. Он почувствовал, что у его кровь отхлынула от лица, а сердце налилось свинцом и отказывается работать.

События последнего времени промелькнули перед его мысленным взором, и он отчетливо увидел грозящие ему последствия. В свой хмельник он вколотил

все сбережения до последнего цента. Более того, уверенный в успехе, намереваясь и дальше развивать дело, он занял под него деньги - и у кого? У того же Бермана. И вдобавок заложил ему свой домик. Если он не уплатит долг в срок, Берман все заберет себе. Железная дорога не только заграбастает его прибыль до последнего цента, но и приберет к рукам его домик. Пустит его по миру. Что будет тогда с его матерью и малявкой? С его дочкой, которой он мечтал дать хорошее образование и воспитание? Целый год он рассказывал каждому встречному и поперечному о своем