Николай Бахрошин - Фиолетовый гном

В войсках ходили истории о дембелях, уходивших домой вечером 31 декабря. Ротный тоже обещал Сереге нечто подобное. Грехов за ним накопилось немало, а провинившихся увольняли в последнюю очередь.

Но Сереге повезло. Если, конечно, это можно назвать везением. Пока ехал домой – думал, что повезло. Приехал – уже так не думал…

Когда его вызвали из роты в расположение полка, Серега «дуплился на тумбочке». Был дневальным по роте. Понятно, «на тумбочке», на посту дневального, вместо него, как положено, стоял молодой боец. Сам дембель Серега околачивался в столовой. Повар Галиулин, на призыв младше, татарин из Набережных Челнов, ставший с последним приказом дедушкой, жарил картошку с тушенкой для офицеров. Серега болтал с татарином о том о сем, покуривал и ждал, когда ему тоже отломится от офицерского харча. Положено!

Накануне он «раскрутился». Толкнул зекам прямо с вышки четыре плахи чая. Кто-то стукнул, и замполит распорядился убрать его из караула. Это было некстати, новоиспеченный дед Галиулин недорого продавал красивый желтый чемодан. Сереге бы он пригодился на дембель. Чуть-чуть не хватало денег, загнать бы еще пару плах в зону, тогда – в самый раз. И, главное, чай был, лежал в заначке, дожидаясь товарооборота…

Пока болтали, на кухню прибежал старшина роты Заболотный. Как всегда с вытаращенными глазами и озабоченный, как военный министр. Заболотный был молодым старшиной, недавно назначенным, пока еще весь горел от усердия. Он сообщил, что Серегу вызывают в полк. С вещами и документами. Специально выслали за ним автозак. А что случилось, он и сам не знает. Приказали!

В канцелярии полка дежурный офицер, пожилой капитан с красным, как свекла, лицом пьющего гипертоника, рассказал Сереге, что у него мать в больнице. Отпуск, мол, давать тебе бессмысленно, дембель уже, так что демобилизуйся и дуй домой в свою Москву. И чтоб без глупостей по дороге и без пьянки, чтоб до дома доехал в нормальном, а не в денатурированном состоянии, знаем вас, сволочей…

А может, воин, у тебя просто влиятельные родственники в Москве? – допытывался капитан. Состряпали телеграммку по блату, а, признавайся? Ну да шут с тобой, отправляйся, отслужил, значит, раз такое дело…

Было видно, что у капитана влиятельных родственников нет, никогда не будет, и такая жизнь надоела ему еще при лейтенантских погонах.

Какие влиятельные родственники? Серега был озадачен. Мелькнула даже мыслишка, что, пока он служил, мать вышла замуж за генерала. Или за врача? Но это вряд ли…

Быстро все получилось. Как-то слишком просто. Нереально. Два года считал дни до дембеля, прокалывая числа в календаре, а уже через три часа он выходил за ворота части с вещами и проездными документами.

Переодетый в гражданку, Серега шел по улице, и было странно чувствовать себя одним из толпы, способным зайти в любой магазин, вспрыгнуть в случайный автобус, просто, по собственному желанию, без привычных равняйсь – рассчитайсь – выходи строиться. Гражданская одежда казалась слишком расхлябанной, широкие штанины хлопали ниже колен по голеням, а куртка, не подпоясанная ремнем, балахонилась.

Если вы все здесь такие умные, что ж вы строем не ходите… И все прочее из серии прямолинейной геометрии мозговых извилин, выровненных по полоскам погон и перпендикулярных положению козырька. Надо же, как въелось-то за два года!

Господи, неужели все?! Отслужил…

Откинулся, как говорят зеки на своем жаргоне…

Только в поезде, расположившись на верхней полке, Серега задумался о том, что же случилось с матерью. Действительно, что-то случилось? Ничего ведь не писала. Вернее, писала в начале службы, что левый бок побаливает. Потом перестала. Прошло значит, решил Серега.

А так – все нормально, все в порядке, все хорошо. Как обычно. У нее всегда все как обычно. Не любит жаловаться…

Когда Серега вернулся домой, мать уже похоронили.

Не успел, оказалось…

С вокзала он приехал на такси за два счетчика, армейские деньги еще оставались. Подошел к двери своей квартиры и долго звонил.

На его звонок открылась дверь соседней квартиры. Выглянул дядя Виталик. Постарел мужик. Похудел, сморщился даже, словно праздничный воздушный шарик, из которого уже вышла часть воздуха. Кожа на щеках провисла какими-то собачьими складками. А темная дыра между зубами все та же…

– Серега? Вернулся, служивый? Здоровый какой вымахал! Заходи ко мне, твой ключ у меня.

– А где мать?

– Заходи, заходи…

Серега зашел.

Дядя Виталик рассказал все. Последний год мать сильно болела, очень сильно. Доконала ее все-таки жаба-химия. Врачи обнаружили у нее рак. Понятно, она об этом не знала. Но догадывалась, наверное. Все говорила, мне бы только сына дождаться. Очень ждала. Сереге она про болезнь не писала. Незачем, говорила, волновать, сама дождусь, встречу. Потому и в больницу не хотела ложиться до последнего.

А умерла в больнице. Быстро сгорела. Как свечка истаяла. Страшная болезнь – рак. Был человек, и нет. Такая жизнь, Серега… Поганая жизнь, если разобраться. Сегодня живешь, а завтра тебя уже нет…

– Помянем?

– Можно…

– Нужно, Серега! Помнить – всегда нужно! Такая жизнь, кто еще будет помнить?

Дядя Виталик мгновенно засуетился с бутылкой, с закуской из хлеба, колбасы и толстокожих консервированных помидоров. Словно обрадовался поводу. Пить, что ли, сильно начал? – мелькнула мысль.

Серега все еще не мог представить, что матери уже нет. Никак не мог этого понять…

Они под разговор крепко нарезались с дядей Виталиком. Пили не как раньше, виски и джин, а обычную, хотя и неплохую, водку.

Серега узнал, что за эти годы дядю Виталика уволили из «Совавтотранса». Не повезло, попал под очередную кампанию по чистке рядов. Подвернулся под руку, как он объяснил, нашли крайнего… Вы, значит, Виталий Юрьевич, своей рожей позорите честь и порочите достоинство. Ему сказали, значит… А они, суки рваные, значит, своими рылами только украшают?! Мешками деньги гребут, с каждой машины им отстежка идет! Жрут до икоты и все равно нажраться не могут… Чтоб им подавиться остатним куском! Веришь, Серега, так и сказал, когда трудовую забирал…

Теперь он таксистом пашет, рассказывал дядя Виталик. Ничего, иногда получается очень даже прилично. Не бедствует. Работяга нигде не пропадет!

Такая жизнь… Хотели дождаться его, Серегу, к похоронам. Не дождались, в морге стали торопить, забирайте и все. Вот и не дождались. Что делать, похоронили… Нормально похоронили, все по-людски, чин-чинарем. Все как положено… А что телеграмму он, дядя Виталик, дал в последний момент, тут пусть без обид, это она до последнего не разрешала, пока еще в сознании была. Пусть, мол, Сереженька дослужит спокойно, а я уж как-нибудь протерплю…