Николай Бахрошин - Фиолетовый гном

Шесть дней в поезде трясся, оправдывался Серега. Далеко очень ехать!

Он первый раз выпивал после армии. Быстро опьянел. Незаметно.

Утром Серега проснулся на диване у дяди Виталика. Засосал на кухне остатки компота из трехлитровой банки. Хозяина не стал будить. Нашел свой ключ в прихожей у зеркала.

Открыл, вошел в квартиру. Сам не знал, что ожидал там увидеть. А ничего за два года не изменилось. Так, мелочи. Полотенце в ванной незнакомое. Вазочки этой на шкафу не было. А картинка висела в прихожей, так ее теперь нет…

В квартире было пусто и тихо. Он уже знал эту давящую тишину. Помнил смерть отца. Нет, пыли не было, все опрятно, все прибрано, но все равно дух уже был какой-то не жилой.

На серванте, прямо на полировке, чего мать никогда бы не позволила, стояла полупустая рюмка, прикрытая кусочком черного хлеба. После похорон отца, вспомнил он, рюмка стояла на белой бумажной салфетке…

Серега прошелся по квартире, вернулся в большую комнату и сел на диван. Подвинул блюдце под пепельницу, закурил. Потом заплакал. Как обиженный ребенок, крупными и горючими слезами. Только тут, на диване, среди привычной мебели и всяких до боли знакомых мелочей он понял, что матери больше нет. Никого нет. Один остался…

Серега долго плакал. Курил и плакал. Слезы размазывал по щекам и затягивался. А что, все равно никто не видит! Он один! Жалко мать… И себя тоже жалко… Один…

Не хотел плакать, слезы сами текли…

Грустное получилось возвращение. Нет, не так он хотел вернуться, совсем не так. Даже не стал звонить приятелям. Слишком много сразу…

Вечером Серега опять пошел в гости к дяде Виталику. Тот был в отгулах. Гулял. Только наливай, значит. Пили водку и пиво.

На следующий день дядя Виталик повез его на кладбище. На тех же белых «Жигулях» шестой модели. Уже поскрипывают, но еще тянут неплохо, объяснил он. Движок хороший, что есть – то есть…

Дядя Виталик вел машину быстро, перестраивался и обгонял с уверенностью профессионала. По дороге громко крыл матом всех «чайников», накупивших тачек вместе с правами и теперь кидающихся под колеса. Заполонили, мол, все, Серега, порядочной машине и проехать негде!

Кладбище оказалось за городом, ехать пришлось долго. Вид кладбища тогда поразил, помнил Серега. Огромное голое поле было сплошь покрыто бетонными квадратиками-могилами. Одинаковыми могилами, отгороженными одинаковыми бетонными бортиками. Не выше бордюров на тротуаре. Все это напомнило ему большой блочный дом. Только обитатели уже под землей. И все равно в блоках! Никуда не деться от этого шлакоблочного рая. Родные просторы бетонных метров на душу населения…

По голому полю беззастенчиво гулял ветер. Ветрище осенний. Это напомнило Сереге Сибирь…

Когда шли назад, Серега подумал, что древние поступали мудрее. Они сжигали покойников. И развевали по ветру.

На обратной дороге дядя Виталик все больше молчал. Распоясавшиеся «чайники» обгоняли и подрезали его безнаказанно.

Серега тоже молчал. На глаза иногда наворачивались слезы, но он сдерживался.

Когда родители умирают, значит, ты – следующий. Больше никого нет между тобой и смертью. Хочешь – не хочешь, теперь ты крайний, твоя очередь на тот свет! Ждите, вас вызовут…

Он не помнил, где вычитал эту мысль.

Какая разница!

Может, поэтому Серега так быстро женился после армии. От одиночества, от наступивших пустых вечеров и выходных, когда некуда себя деть. Женился неожиданно для себя.

Обычная реакция. Стандартное поведение индивидуума в типичных условиях. Как сказала бы его жена. Наверное, она так и говорила подругам.

Его жена была психологом по образованию. Через какое-то время у Сереги появилось стойкое ощущение, что она постоянно пытается влезть в его мысли. Абсолютно бесцеремонно, между прочим, не как психолог, а, скорее уж, как хирург-энтузиаст. «Давайте для начала пациента вскроем и пронаблюдаем течение болезни изнутри. На всякий случай чего-нибудь отрежем…»

– О чем ты думаешь? – часто спрашивала она.

– Так, ни о чем…

– Неправда, не может человек ни о чем не думать.

А он, допустим, действительно не думал в этот момент. Скользил, например, сознанием от желтой осенней листвы за окном, через солнечного зайчика на стене к потолкам, которые несколько лет требуют побелки. Но если осень, то ведь ремонт затевать уже поздно…

Обычные мысли. Поток сознания. И что такого особенного она хотела узнать?

Нет, сначала Сереге даже понравилась ее привычка задавать неожиданные вопросы. Ее стиль, шарм, одновременный намек на умиляющую ученость и непоседливую женскую непосредственность. Впрочем, разонравилось очень скоро.

– Вот ты идешь по дороге, – вдруг говорила она, перебивая саму себя. – Перед тобой лежат ключ, книга и портфель. Что ты подберешь в первую очередь?

– Камень, – отвечал Серега.

– Какой еще камень?

– Какой-нибудь потяжелее. Стукнуть по башке того, кто не уважает труд дворников.

– Очень остроумно. Ну а все-таки?

Серега на минуту задумывался.

– Ну, допустим, портфель.

– Понятно.

– Что понятно?

– Так, кое-что…

А с каким цветом я у тебя ассоциируюсь? А в каком платье ты мог бы меня представить на балу? А какие цветы мне, по твоему мнению, больше всего идут?

Так она его тестировала. Подобных вопросов, загадок, задачек у нее было какое-то бесконечное множество. Своих выводов она ему никогда не рассказывала. «Так, кое-что… Тебе, мол, будет неинтересно… Не важно…»

Почему это ему неинтересно? Серега недоумевал. Со временем начал злиться. Спорил. Часто – не по делу. Просто от раздражения.

– Люди давно уже сами себя классифицировали, проштемпелевали и навесили ярлыки, – говорил он, намекая в первую очередь на жену с ее психологией. – А теперь лезут из кожи вон, чтобы этим ярлыкам не соответствовать. Странное это все-таки создание – человек. Никакой логики, одни амбиции.

– Это ты сам придумал?

– Допустим.

– Очень остроумно.

Она морщилась, как будто он сказал несусветную глупость. Часто морщилась. Как будто он говорил одни сплошные глупости.

Со своей будущей женой Серега познакомился случайно. Он ехал в автобусе. И она ехала. Стояла июльская жара. На ней была темная мини-юбка и какая-то светлая блузка. Серега сразу обратил внимание на ее стройные, загорелые ноги. Очень гладкие ноги. Ему показалось, что в них можно было смотреться как в зеркало. Красивые ноги. Волосы у нее тоже были красивые. Не очень длинные, до плеч, но пышные и вьющиеся. Темные, как он любил. Потом разглядел пухлые влажные губы, мягкую линию носа и серые глаза, очерченные густыми ресницами. Веселые глаза, смеющиеся. Этот смех в глазах его и подтолкнул. И четыре пива, выпитые с ребятами из бригады, когда они вышли со стройки.