Николай Бахрошин - Фиолетовый гном

– Если мне не изменяет память, мы с тобой одногодки, – лениво заметил Серега. – Так что с критикой поколения я бы на твоем месте не горячился. Если по существу вопроса – сам дурак!

– Я – писатель! – нахально заявил Жека. – А следовательно, человек вне времени и пространства. Гражданин вселенной – никак не ниже. Звездный скиталец по необъятной вечности. И с присущей мне высоты все ваше копошение – вроде муравейника на обочине.

– Хорошо ты устроился, звездный скиталец…

– Спасибо, не жалуюсь.

– Дали бы книжечку почитать, господин писатель, – подколол Серега, откровенно наступив на больную мозоль.

– Ты же читал, – не сразу понял Жека.

– Я говорю, книжечку, а не компьютерную распечатку.

– Ах, вот ты о чем… Конечно! Обидеть художника, заткнуть поэта… Давайте, плюйте, топчите живую мысль кирзовыми сапогами! Наступайте валютными ресурсами на интимное место! Ваше время пришло, господин вице-президент по макаронам! Золотой телец капитала грохочет копытами инвестиций и всхрапывает рекламными слоганами в гонке за идолом потребления…

– Слезу пусти, – посоветовал Серега.

– Что? – прервал патетику Жека.

– Слезу, говорю, еще пусти. И размажь так красиво, чтоб как на сцене. Чтоб публику пробирало телесной дрожью до нижних когтей.

– Непременно… – пообещал Жека. – Дяденька, а пиво сначала можно допить?

– Пей, мальчик, на здоровье, – великодушно разрешил Серега.

Жекин роман Серега действительно читал в распечатке. Если коротко – ему понравилось. Ничего особенного вроде не происходит, живут себе люди, разговаривают свои разговоры. Пьют много, почти как в жизни. Любят друг друга недолго и беспорядочно. Но – интересно. Хочется читать дальше. Значит – понравилось. Проглотил почти на одном дыхании. Какая может быть лучшая похвала? Об этом он честно сказал автору.

Жека, конечно, не преминул разъяснить ему, что хвалить творчество нужно совсем не так. Хвалить нужно неторопливо, обстоятельно, с чувством, с толком, с расстановкой акцентов, выделяя особо удавшиеся места среди прочих равно-талантливых. А понравилось – не понравилось, это, извините, Сергей Батькович, не литературный разговор. Вы, извините, человек, читающий много и беспорядочно, как и всякий нормальный читатель, могли бы найти для гения более выдающиеся выражения…

Серега, для литературности, послал его куда следует. Жека ответил тем же. Но похвала друга детства писателю понравилась, это было видно невооруженным взглядом…

– Так что там про поколение? – спросил Серега, тоже взявшись за пиво.

– Про которое? – переспросил Жека.

– Про любое, – разрешил Серега.

– Если про наше – тогда ничего хорошего. Крайние индивидуалисты, но при этом жуткие приспособленцы. Воспитывались при социализме, становились на ноги во времена беспредела и теперь с удовольствием строят капиталистический рай в условиях отдельно взятых квартир. И, что характерно, всегда ухитряются жить припеваючи, приедаючи. Умеют, сволочи, адаптироваться в любом бурном море, научились как-то…

– Жизнь такая, – подтвердил Серега.

– Вот я про это и говорю… Девиз поколения – моя хата с краю. Точнее, говоря вашим коммерческим языком, мой коттедж – на околице охраняемой зоны отдыха.

– Очень образно… – пробормотал Серега.

– Еще бы не образно! Еще как образно! – продолжал злопыхательствовать Жека. – Если учесть, что поколение нынешних сорокалетних уже пришло и продолжает приходить к рулям и штурвалам высокой политики, то вечно грядущее светлое будущее нашей страны опять можно смело откладывать на потом. Не получится из нашего поколения несгибаемых кормчих, способных, так сказать, через рифы и мели – всем ветрам назло и с кукишем наперевес…

– Может, оно и к лучшему? – заметил Серега.

– Кто знает? Русские люди, скажу тебе откровенно, Серый брат, вообще по своей природе индивидуалисты. Поэтому, сбиваясь в кучу, перенимают друг от друга самое плохое. Хорошее – не тронь, оно мое, заветное, а плохое – нате, жрите. Вот и получается, глянешь отдельно на человека – умный, добрый, приятный, а глянешь на толпу – абсолютное быдло… А что из этого следует?

– Что?

– А следует из этого, что мы уже второе тысячелетие строим на Руси более-менее приемлемый социум и все так же от него далеки. Действуем строго по принципам господина Сизифа: надрываясь – в гору, а вниз – с визгом и уханьем. И так далее до бесконечности…

Да, Жека, похоже, записался всерьез, подумал Серега, открывая очередную банку. Вышел, мыслитель, на основной вопрос отечественной государственности – как нам обустроить Россию без колючей проволоки?

Серега с удовольствием выпил пива и закусил оливкой.

– Это все ты сейчас придумал? – поинтересовался он.

– Полтора часа назад, если быть точным.

– А что такой дерганный?

– Не работается!

– Бывает…

– Знаю, что бывает. Все бывает… – капризным тоном начинающей звезды протянул Жека. – Только от этого никак не легче…Начал сдуру рассуждать в тексте о великом будущем русского народа и окончательно в нем запутался. Хоть убей, не могу понять, как великое будущее может вырасти из темного прошлого. Не укладывается в голове…

Нет, смотреть на спокойное греческое море и рассуждать о страданиях народа, испокон веков угнетаемого собственным разгильдяйством, Сереге категорически не хотелось. Это Жеке не пишется, а ему – очень даже сидится…

– Вырастет как-нибудь, – философски заметил он. – Само-собой, помаленьку, да полегоньку, да с божьей помощью, глядишь, чего-нибудь и получится…

– Не умно и не логично!

– Так жизнь устроена! Как любит отвечать Бог, когда к нему пристают с глупыми вопросами о справедливости, – заявил Серега. – Хороший анекдот, между прочим. Многое объясняет про жизнь…

После армии Серега работал на стройке, сверлил дырки на заводе, таскал коробки на оптовом складе, потом поменял несколько не менее интеллектуальных работ, как говаривал ехидна-Жека. Серега всегда уходил без сожаления. Где-то – мало платили, где-то – много хотели. Но платили тоже, конечно, мало. Чего жалеть?

Вскоре после того как СССР развалился на самостоятельные республики, ему удалось сравнительно неплохо устроиться. По крайней мере, Серега тогда искренне так считал.

Просто повезло. Приперло само, как дураку – махорка. Его взяли охранником в совместную, итало-российскую парфюмерную фирму. Отобрали из других кандидатов за рост, плечи, представительный вид и правильную речь завзятого книгочея.

Работа – лафа, сутки отдежурил, двое – дома, гуляй не хочу, только на работу без опозданий, бритым, трезвым и свежим. В отглаженной серой униформе с дурацкой эмблемой на груди и спине, напоминающей фигу, намеченную пунктиром.