Дон Делилло - Mao II

Другой официант, не тот, с кем толковал Билл, принес ветеринарам еще вина.

— Он начинает гадать, не повредил ли себе что-то внутри, и какой это может быть орган, и насколько это серьезно, не чревато ли тяжелой болезнью и так далее. Дело в том, что он собирается в путешествие.

— Значит, он мочится кровью? — спросил бородатый ветеринар.

— Нет, в моче крови нет.

— Если вы заставите его мочиться кровью, можно закрутить занятную историю с почками. Тут мы вам могли бы помочь.

— Я не хочу, чтобы в моче у него была кровь.

— Что, утонченные читатели поморщатся? — спросила женщина.

— Нет, понимаете ли, болит спереди.

— А как насчет селезенки? — спросил второй.

Немного подумав; Билл не смог удержаться от

вопроса:

— А у собак есть селезенка?

Остальных это страшно насмешило.

— Если нет, — сказал бородач, — значит, я всю жизнь делал спленоктомию мохнатым карликам и неплохо на этом зарабатывал.

Биллу очень понравился смех бородача — грудной, заливистый. Первая жена Билла презирала его за симпатию к врачам — думала, Билл примеривается, как бы ее пережить.

— Позвольте мне кое-что добавить, — сказал Билл. — Мой персонаж любит выпить.

— Тогда селезенка у него почти наверняка увеличена, — сказал второй ветеринар. — А большую селезенку легче повредить, она будет кровоточить долго-долго и причинять сильную боль.

— Но селезенка слева, — сказал Билл. — Мой персонаж чувствует боль справа.

— Вы нам об этом говорили? — спросила женщина.

— Кажется, забыл.

— Может, поменяете на левый бок, чтобы была селезенка? — сказал бородатый. — Думаю, кровь из нее будет хлестать без удержу. Занятную историю удастся закрутить.

Официант принес бренди, и Билл вскинул руку — торжественно попросил прерваться, дабы утолить жажду.

— Но поймите, мне нужен правый бок. Это принципиально важно для сюжета.

И почувствовал: все напряженно задумались.

— Верхний правый сегмент подойдет? — спросил второй ветеринар.

— Пожалуй, сгодится.

— Ничего, если он будет чувствовать боль при всяком глубоком вдохе?

— Больно дышать. Почему бы и нет, собственно.

— Ничего, если у него будет ныть правое плечо?

— Пожалуй, сгодится.

— Тогда задачка решена, — сказала женщина.

Бородач вновь наполнил бокалы.

— Разрыв печени.

— Гематома.

— Локальное скопление крови.

— Наружных проявлений нет.

Официант принес ужин Билла и поставил его

на соседний столик. Все невольно туда уставились. Билл перенес тарелку и столовые приборы на столик ветеринаров и, сидя на корточках, начал разрезать мясо.

— Значит, корень всех этих бед — в печени. Как он вообще-то и подозревал. Что мне с ним делать дальше? Как он себя чувствует?

Женщина переглянулась со вторым ветеринаром.

— Обмороки бывают?

— Допустим, бывают.

— Кровь не поступает к голове, — сказала женщина Биллу.

— Что еще?

— Давление понижено. Возможно, также назревает острое воспаление брюшины.

— Но он хочет отправиться в путешествие, — сказал Билл.

— Совершенно исключено, — сказал второй ветеринар.

— А что за поездка? — спросила женщина.

— По морю. То ли круиз, то ли просто ему нужно попасть в определенное место таким путем. Поездка недлинная, не слишком утомительная.

Налив себе вина, Билл обвел собеседников взглядом.

— Неправдоподобно. На все сто процентов, — сказал бородач.

— Нет, такого мы допустить не можем, — сказала женщина. — Ни за что. Нельзя злоупотреблять доверчивостью читателя.

Билл осушил бокал с вином, чувствуя, что тоже увлекся этой забавной игрой.

— Но если у него нет никаких симптомов, кроме дурноты? Кровь не поступает к голове? Как раз в таких случаях люди и отправляются в круизы.

— Извините, но это совершенно исключено, — сказала женщина.

Бородач сказал:

— Если вы навяжете ему симптомы, которые мы обговорили, единственный правдоподобный вариант — направить его к врачу.

— Или просто смириться с тем, что он вот-вот впадёт в кому.

Прежде чем приступить к еде, Билл аккуратно нарезал всю порцию мяса. Привстал, высматривая официанта. Воздух имел отчетливый привкус — привкус счастья.

— Вы только не обижайтесь, но мы не о попугайчике говорим. Мой герой — здоровый во всем остальном человек.

— Здоровый во всем остальном. Остроумно подмечено.

— Эти ваши здоровые люди — здоровые во всем остальном или в целом — не дают врачам применять их знания. Вот в чем вся закавыка.

— Животные, только животные и никого, кроме животных, — сказала женщина, подавшись вперед, упершись руками в стол.

Биллу удалось привлечь внимание официанта; он помахал своей пустой рюмкой, делая над ней пассы свободной рукой. Бородач налил своим коллегам вина.

— Ну хорошо, — сказал Билл, — согласен. Я заставлю моего героя капитулировать перед советами и мудростью специалистов. Что конкретно предпримет врач, если к нему заявится человек в таком состоянии?

— Тут же вызовет "скорую", черт подери, — сказал бородач. — Что тут еще предпримешь?

Эта фраза всех ужасно развеселила. Второй ветеринар сходил к столику Билла за его стулом, Билл уселся, съел еще кусочек мяса. Официант принес бренди, а англичане заказали еще вина.

Потом было решено поехать за город, в некий ночной клуб на побережье, популярный среди ливанцев, — они стекаются туда толпами, принося с собой тоску и боль изгнания. Билл сидел в такси, притиснутый к дверце, чувствуя, как в голове все путается, растворяется в тумане. Одурь. Сколько лет он не слыхал и не вспоминал этого слова. Ветеринары пытались заставить шофера сымпровизировать стишок в честь Катаклизмоса, местного большого праздника, отмечаемого в память о всемирном потопе.

В просторных залах клуба было полно народу. Немолодая женщина с беспроводным микрофоном в руке, лавируя между столиками, стенала нараспев то по-арабски, то по-французски. Билл сидел и пил на краю длинного стола, где локоть к локтю теснились пять ветеринаров — у самых дверей к троице его знакомцев присоединились еще двое. Широколицая ветеринарша позволила ему положить напряженную руку на ее рыхлое, как вспаханная земля, бедро. Каждые сорок секунд раскупоривалась очередная бутылка шампанского. Биллу показалось, что в дальнем углу зала — его книга, тучная и забрызганная щелоком, с лужей кислоты вместо лица, застегнутая на молнию и обесцвеченная, с обломанными, поблескивающими в кровавом месиве зубами. Это было так реально, так явственно, что с него ненадолго слетела одурь. На танцполе, прильнув друг к другу, топтались пары, бутылка шампанского разорвалась прямо у какого-то мужчины перед носом — тот замер в плотном облаке крови и пены, озабоченно осматривая свой испорченный костюм. Куда ни глянь — подтверждение сентенции, что мода отражает жизнь: на женщинах украшения в виде черепов, на некоторых бравых молодчиках — солнечные очки в камуфляжной оправе и экипировка враждующих милицейских формирований Ливана. Споры прокатывались по залу волнами, хлопали пробки, журчало шампанское; Биллу подумалось, что в воздухе витает какое-то двойственное настроение: задумчивость под покровом болтовни и шума, тоска по дому, за которой скрыта некая тайна: на самом деле люди только делают вид, что хотят отгородиться от войны, — война затягивает их в свой омут, и здесь они собрались, чтобы, взявшись за руки, добровольно пройтись в пляске смерти мимо разграбленных отелей, мимо пустырей, сплошь заваленных обломками. И, разглядывая странного человечка с набеленным лицом, который вышел на маленькую эстраду, чтобы спеть "Мэкки-нож", безупречно — аж мороз по коже — копируя знаменитый шкворчащий, как картошка на сковороде, голос Луи Армстронга, Билл испытал омерзение: как противно, когда подобный звук издает лилипут, живущий в чемодане, чертик из коробочки, тьфу, гадость, кровь леденеет, но ветеринары поддались чарам, сидели не перешептываясь, не моргая, это была песнь акулы, которой они дожидались всю ночь, стишок в честь катаклизма.