Лоренс Даррел - Бунт Афродиты. Tunc

Во всяком случае, любой, пусть условный и искусственный, метод лучше, чем отправлять весь этот двусмысленный, но зачастую забавный или поучительный лепет в корзину. Мы начали с Карадока, и это не случайно. Но даже здесь возникало много сомнений. Его слова мешались с другими — возможно, произнесёнными тоже им, — но иным голосом, с иной интонацией. Как если бы этот человек (ныне мёртвый) начал выходить за границы своей личности, терять чёткие очертания, становился менее уловимым с точки зрения индивидуальной психологии. Теперь он превращался в миф, и, конечно, наши собственные ошибки атрибуции могли исказить его облик добавлением к его огромной инкунабуле obiter dicta [73] Замечание, сделанное мимоходом (лат.) . Кёпгена и других. Такие сомнения терзали меня, когда я включал свою маленькую помощницу и смотрел, как она выблёвывает для меня страницы на дорогой ковёр — человеческий серпантин из кладовой памяти, судьбы.

До какой степени выбор образца голоса случаен? Пожалуйста, помоги мне, маленький верный дактиль, своими милыми коготками, пожалуйста, помоги. Я неторопливо и со всей тщательностью, на какую был способен, отмечал знакомые голоса, используя буквы алфавита для моих друзей. Но часто эти мои чёртовы игрушки оставались включёнными и записывали, когда меня самого не было на месте. Карадоку с Иолантой я показал, как с ними управляться. Ничего удивительного, что теперь приходилось разбираться с тем, что они натворили.

Итак, серпантин подобной прерывистой записи выползал из маленького устройства и ложился кольцами на ковре, а я собирал его, сматывал в клубки; потом наши три головы склонялись над ними, пытаясь в них разобраться, мы прослушивали их вновь и вновь, спорили, кому принадлежит тот или иной голос. Или даже не голос, а, например, просто долгий сладостный вздох — явно вздох Иоланты в моей тёмной комнате. Должно быть, она кого-то принимала в моё отсутствие. Открывается дверь, чиркает спичка, кто-то видит деревянные сабо. Голос Графоса — но шёпотом, так что я не могу сказать с уверенностью, что это он, но точно по-гречески произносит: «Так это твои сабо?» Молчаливая возня целую вечность, скрипит кровать. Позже звук открываемого крана в ванной комнате, льющейся воды. Да, кое-где среди звуков возни и скрипа пружин могли раздаваться человеческие вздохи, вздохи наслаждения, означающие простые действия, — голос, шепчущий «О-о!» или (не совсем уверен). «Ой, мамочка!» Такая неважная запись не поддаётся точной расшифровке, некоторые из тех ужасных хрипов могли означать сосание груди. Мой крохотный аппарат жужжал, воспроизводя тишину — тишину во тьме. Это единственная плёнка, которую я уничтожил бы без сожаления. Иоланта!

Сидя среди высоких колонн голубого сигарного дыма, я размышлял об этой несвязной записи прошлого, которое не настолько далеко, чтобы его невозможно было воскресить и пережить заново, которое ещё можно сравнить, например, с ним самим — память против магнитофонной записи. Только несовершенство человеческой памяти чревато сомнениями и искажениями действительного. Там, где и человеческая, и механическая память не полностью надёжны, ты имеешь страничку с приблизительно определённым авторством. Палимпсест.

Вздрогнув, проснуться в два утра, окружённым этими растущими бумажными завалами, выключить свет и, скуля, заползти в постель. Только для того, боюсь, чтобы продолжать заниматься этим во снах и кошмарах, которые толпятся в черепе счастливого сорняка. Я сказал, счастливого? Ах, инфеликс [75] Infelix (лат.) — несчастливый, неудачливый. Чарлок, — зачем ты только позволил своему воображению блуждать по этим непроторённым тропам, тебя соблазнила идея самозатачивающейся бритвы, которая, брея, становится острее, или электронной азбуки Брайля, вибрирующей на чутких кончиках пальцев слепого? Все те перемешавшиеся голоса, исходящие от моих игрушек, тревожили сон их создателя. Разноголосое эхо минувших времён — ибо после смерти всё спит в едином континууме: исторический комментарий Павсания и слово, брошенное нынешней уличной девкой, — «публичные губы, с которых съедена помада»; или там и тут строка поэтического афоризма — «поэзия, которая ненадолго освобождает от неуверенности». Гуляя рука об руку с девушкой где-то в Дельфах, среди бережно хранимых развалин, которые зевают от скуки, глядя на реликвий послехристианской эпохи — с равнодушием варвара.