Дия Гарина - Найти то...

В сгущающихся сумерках мы с Судзуки стояли в укромной бухте и ждали. Он – когда придет судно, которое переправит в Японию драгоценный меч, а я – когда он позвонит Сорокину и скажет, чтобы Дениса отпустили. Я не стал рассказывать Ольге о том, что сына взяли в заложники. Расскажу, когда все утрясется, устаканится и успокоиться. А пока меня можно было поздравить с маленькой победой: напирая на свое «железное честное слово», я потребовал у Судзуки, чтобы сперва моего сына передали Макаровским друзьям, а уж только потом он получит от меня меч. Условие было принято безоговорочно. И вот теперь я ждал, когда японец свяжется с Макаровым по своему спутниковому телефону и Сашка подтвердит мне факт передачи Дениса.

Шлюпка, вынырнула из мрака неожиданно. Гребцы молчали, но даже в темноте можно было разглядеть, что это не японцы. Ладно, ладно, пока мой сын в опасности я буду молчать, но потом… Нас ведь все равно ФСБ в оборот возьмет, и тут уж я молчать не стану! Только боюсь, что правде они как раз и не поверят…

Ну, наконец-то! Перебросившись парой слов со старшим на шлюпке, Судзуки набрал номер Макарова и передал телефон мне.

– Все в порядке, – услышал я Сашкин баритон, – Он у нас.

– Спасибо, Саш. Скоро увидимся.

– Угу.

Я вернул трубку переводчику и, отойдя на незначительное расстояние, извлек из тайника меч. Ну, что ж, прощай зубочистка самурайская. Ты здорово меня выручила, но вреда причинила куда больше. Плыви на родину и иногда вспоминай, как нам совсем не плохо было вдвоем.

– Получите, – я протянул Судзуки клинок.

Он принял его бережно, обеими руками, оказывая катане своеобразный почет, и медленно двинулся к шлюпке. Еще шаг и он перешагнет через борт… Я отвернулся. А чего глазеть? Долгие проводы… Ну, вы понимаете. И тут торжественную тишину, оттеняемую тихим шелестом волн, нарушил резкий телефонный звонок. Судзуки приложил трубку к уху. И по тому, как он через каждое свое японское слово вставлял "хай" (что в переводе на русский означает "да"), я понял, что звонит его наниматель – Накамура младший.

Судзуки долго слушал и кивал, а когда отключил телефон, вновь подошел ко мне. Лицо его напоминало неподвижную маску театра Кабуки.

– Старый Накамура умер сегодня ночью, так и не исполнив своей клятвы. Теперь ему не нужен меч предков, – тихо сказал крутой переводчик, – Это неприятно. Но самое неприятное: Накамура-сан узнал из своих источников о том, что господин Сорокин взял вашего сына в заложники, пытаясь таким образом оказать ему услугу. Накамура-сан возмущен таким поведением своего партнера, больше подходящим якудза, чем цивилизованному бизнесмену. Он просит у вас прощение за то беспокойство, которое вам причинили по его вине, хоть и без его ведома. И в знак примирения отдает фамильный меч в ваши руки. Только так, по его словам, он может очистить свое имя от налипшей грязи. Возьмите.

И дождавшись, пока я совершенно обалдевший принял меч обратно, японец круто развернулся, резво пробежав по гальке отделяющие его от шлюпки метры, вскочил в нее и даже, кажется, махнул мне на прощание. А через несколько минут наступившая ночь уже накрыла шлюпку своим пологом. Вот тебе и раз! Я ожидал многого, но к такому повороту готов не был. Ноги несли меня вдоль берега, даже не интересуясь моим мнением. Куда я иду? Зачем? А затем. Вот то, что я ищу – глубокая и узкая трещина. Рука, обхватившая рукоять меча, вытянулась так, что клинок пришелся точно над ее центром. Из-за тебя. Все мои беды из-за тебя! Пытаясь заполучить красивую игрушку, я чуть не лишился всего, что было мне дорого. Тебе нет места в этом мире. Сейчас я разожму пальцы. Прощай.

Медленно, очень медленно я начал один за другим разгибать непослушные пальцы…

Думаете, разжал?

Хренушки!