Джимми Баффетт - Соленый клочок суши

– Она всегда не заканчивается, – сказал Соломон. – За работу!

Стряхнув остатки сна, я оделся и через минуту уже был готов. Положил свою счастливую раковину в карман и вышел из каюты. Соломон уже приготовил шлюпку, и мы в полной тишине отправились на берег.

Вчерашний ветер утих, ночное небо стало кристально чистым, в воде отражались звезды.

Я чувствовал себя так, словно мы замышляли предрассветное нападение на ничего не подозревающего врага. В некотором смысле так оно и было. Наша миссия заключалась в том, чтобы высадиться на берег, захватить врасплох спящую армию из одного человека, втереть ему очки и заставить сделать то, чего он никоим образом делать не должен.

Несмотря на крепкий бодрящий кофе в моем желудке, я все еще думал о своем сне и неизвестном исходе игры. Клеопатра казалась довольной и тихонько напевала себе под нос. Теперь-то я знал, что это была за мелодия – Карлос Гардель. Соломон вывел шлюпку на мелководье, мы выгрузились и полезли на утес.

Я и вправду ожидал увидеть, как Колумб и Эль Коэте заканчивают игру. Но когда мы поднялись на вершину, нашему взору предстали лишь тенистые, безлюдные руины Тулума. У линии прибоя в шлюпке стоял Соломон, и я знаком дал ему понять, что у нас все в порядке – пока в порядке. По дороге в сторожку Клеопатра нарушила утреннюю тишину, и я услышал подробный репортаж об игре: «Индустриалес» выиграли у своих ненавистных соперников из Сантьяго – 9–0. Эль Коэте подал три «сухих» мяча. Я рассказал ей о своем сне.

– О, этот сон снится мне все время, – заметила она.

– И кто выиграет? – спросил я.

– Если не ошибаюсь, я об этом узнала, когда мне стукнуло девяносто три.

– Отлично.

В зарослях мангровых деревьев и пальм висел утренний туман. Мы шарили лучами фонариков по руинам и медленно, однако неуклонно приближались к сторожке у главных ворот.

Клеопатра шла позади. Интересно, думал я, чего мне будет стоить выиграть это пари. Мне потребуются деньги, а их у меня нет.

Вчерашний день уже казался древней историей. Я нырнул в океан, чтобы смыть с себя грязь, напрочь позабыв о деньгах в кармане, на которые собирался кутнуть в городе. Только переодевшись в гостевой каюте на борту «Лукреции», я обнаружил пропажу мокрой пачки двадцатидолларовых банкнот. Я перерыл свою грязную одежду и рыбацкий мешок в поисках пяти сотен баксов – они пригодились бы мне, очутись я в Канкуне. Наверное, пока я мирно похрапывал, смешав дурь с пивом, какой-то пляжный оборванец положил на меня глаз и сорвал джек-пот. У меня осталось только пятьдесят долларов, которые я всегда ношу в бумажнике. Маловато, конечно. Ради такой мелочи Гектор вряд ли согласится начать свой день до рассвета. Надо придумать что-то еще.

Разумеется, в банке у Клеопатры денег было побольше, чем у меня, но мы поспорили, что канал-то освещу я, а ее на мякине не проведешь. Кроме того, я вовсе не хотел сесть в лужу из-за каких-то там формальностей и продуть свое возвращение домой на «Лукреции». Поэтому я решил сделать все один и не стал делиться с ней своими опасениями.

Сторожка появилась в луче фонаря в сотне метров впереди. Я понятия не имел, что предложить Гектору. Я мог остановиться, объяснить ситуацию Клеопатре и попросить совета – или продолжать себе идти к сторожке с деловым видом. Авось что-нибудь придет в голову. Клеопатра молчала. Все ясно, это моя игра. Я пробормотал молитву богам озарения и приблизился к хижине.

Я был всего в двадцати ярдах от входа, когда боги услышали мои молитвы и я получил ответ на свой вопрос. Он пришел из динамиков в хижине Гектора, а доставил его моим благодарным ушам сам Король.

«Вива Лас-Вегас!» [82]– пел Элвис. Лас-Вегас! Вот ответ. Страсть Гектора ко всему, что имело отношение к Вегасу: игровым автоматам с миллионными выигрышами, огромным бельгийским вафлям, стриптизу и бьющим фонтанам – вот та морковка, которой я буду размахивать перед кроликом. Я предложу осуществить его мечту. Да здравствует Лас-Вегас. А о том, как это оплатить, я подумаю позже.

Дверь открылась, и я увидел Гектора. Он походил скорее на пленника, чем на охранника. Вырубив Элвиса, он держал в руке карабин. Судя по его всклокоченному виду, он заснул в одежде, даже не выключив музыку, и наверняка принял на ночь пару стаканчиков сока голубой агавы. Кажется, он был не очень-то рад нас видеть.

Я уже собирался принести извинения и представить свою спутницу, как Клеопатра обратилась к Гектору по-испански. Атаку она начала с заградительного огня из комплиментов Элвису.

– Он еще на Хендриксе сдвинут, – прошептал я Клеопатре.

– Кто такой Хендрикс? – прошипела она в ответ.

Что бы там ни сказала она Гектору, но мрак на его лице сменился улыбкой. Я никогда не видел, чтобы этот человек так много смеялся. С того первого дня, когда он меня чуть не пристрелил, я неплохо продвинулся для гринго, но я никогда не видел ничего подобного: Клеопатра в действии.

Гектор жестом предложил нам сесть. Проходя мимо развешанных по стенам вырезок из журналов и огромного плаката с Джимми Хендриксом, поджигающим свою гитару, я ткнул пальцем.

– Это Хендрикс, – прошептал я Клеопатре.

– Зачем сжигать такую прекрасную гитару? – спросила она.

– Напомните мне, чтобы я рассказал вам об этом позже. Что сказал Гектор?

– Он говорит, что мы сбрендили, но хочет знать, что за это получит.

– Я знаю, – сказал я. – Я попытаюсь объяснить ему мой план. Если не выйдет, мне придется просить вас переводить.

– Кажется, это не нарушает условий пари. Я согласна, – заключила Клеопатра.

На своем самом лучшем испанском я медленно объяснил свой план Гектору. Когда я закончил, он сел на койку и погладил свой карабин. На мгновение он задумался, но потом губы его расплылись в широкой ухмылке.

– Лас-Вегас, melones grandes alli . [83]Это идти, но доллары тоже. Я думаю, два сотня на стриптиз.

Куда катится этот мир? Поначалу мне было стыдно. Я вспомнил о своем герое, Джоне Ллойде Стивенсе, человеке, вызволившем руины майя из-под камуфляжа джунглей, чтобы показать их миру. Что он подумал бы обо мне, узнай, что я сижу в Тулуме и торгуюсь с местным за стрип-бар? Правда, я думаю, мистеру Стивенсу лучше других было известно: для того чтобы справиться с заданием, надо делать то, что надо делать. Я почти договорился с Гектором – почти, но еще не совсем.

– Как насчет полтинника? – рискнул я и потянулся за одинокой купюрой в кармане.

– Не пятьдесят. Два сотня, – упрямо повторил Гектор. Я уже собирался сделать второе предложение, но до этого не дошло. Клеопатра вынула руку из кармана штормовки, и свет фонаря отразился от маленького золотого самородка. Она протянула его Гектору. Тот схватил его, осмотрел и спросил: