Виктор Пелевин - Relics. Раннее и неизданное (Сборник)

– Личности установили, – сказал референт. – Лысый – Валентин Западво, адвокат Буранчика. Он, я так полагаю, речь перед жюри репетировал. У него такая стратегия защиты, что Буранчик – жертва культурно-климатической парадигмы, трагически заблудившаяся в поисках identity.

– А-а-а, – протянул Борис Марленович. – Вот оно что. А я уже думать стал – кто это там за оружие берется без команды? Понятно. А ведь оправдают Буранчика, как пить дать оправдают. Убедительно говорит, сукин сын.

– Второй – Павел Лобков. Он по никелю и немного по понятиям.

– То-то я смотрю, лицо знакомое. Что они, по одному делу идут?

Референт кивнул.

– Смотрите, какая у него штука интересная была, – сказал он, поднимая связку плоских электронных амулетов. – Я сначала подумал, это обычные тамагочи. А потом смотрю, они все с фамилиями. И в каждом вместо цыпленка депутатик маленький на трибунке. Пятнадцать с трибунок говорят, а трое ручки протягивают. А трое вот упали только что и лежат. Не пойму – их покормить надо, что ли…

– Ну и что дальше?

– А вот здесь, видите, батарейка. И проводок идет. А вот здесь – видите, как телефон сотовый, только кнопки какие-то неясные. И прямо к самолетной линии подключено, чтобы все время быть на связи. Понимаете? Это он свою фракцию с собой возит.

– Интересно, – сказал Борис Марленович, с любопытством оглядывая электронные четки. – Слышал про такое, а вижу первый раз. Чудеса, и только. Технология… Ну ничего, нам не завидно. У нас такая фиговинка всего одна, зато самая-самая главная.

– Во, еще один повалился. И еще один, надо же. И еще, мама родная…

– Слушай, а ты кнопок никаких не нажимал? – подозрительно спросил Борис Марленович.

– Да только красную вот эту. Она зазвонила, ну я и нажал…

– Иди-ка отдай хозяину от греха подальше. Сколько еще до Нью-Йорка?

– Шесть часов.

– Я посплю тогда. Разбудишь, когда подлетим.

Как всегда, аэропорт JFK угнетал полной невозможностью найти такую точку, где не звучала бы суетливая русская речь. Быстро пройдя формальности, Борис Марленович зашагал к группе встречающих – он далеко обогнал прилетевшую с ним свиту, и был момент, когда мизансцена напомнила референту виденное в Париже монументальное полотно, изображавшее высадку Наполеона в Африке.

– Ну? – спросил Борис Марленович, подойдя к встречающим.

– На месте, – ответил молодой человек с еле заметным наушником, похожим на маленькую змейку, наполовину вползшую ему в ухо. – Под полным наблюдением и контролем. С утра находится в районе South Street Seaport, как обычно.

– Хорошо, – сказал Борис Марленович. – Где стилист? Я бы хотел подготовиться… Нет, прямо здесь – времени мало.

Стилист в огромных роговых очках покорно нырнул вслед за Борисом Марленовичем за брезентовое полотно, которое растянули на весу вставшие по кругу сопровождающие, непроницаемой стеной отгородив Бориса Марленовича от зала. Референт подумал, что за такими же перегородками из ткани, растянутыми на кольях, совещались когда-то перед битвами японские князья.

– Начнем с исподнего, – ворковал за тканью невидимый стилист. – Это будет смело и игриво – лайковые трусики от Житруа… Рубашка строгая и стильная – шелк от Валентино… Галстук под часы – Пьер Бальман. Костюмчик, понятно, светлый – Клод Монтана… Нравится?

– Монтана! – весело отвечал невидимый Борис Марленович.

– Носочки ваши оставим, как раз подойдут. Ботиночки от Чезаре Пачиотти, с кинжальчиками. В них вы будете, хи-хи, как Золушка…

– Это в каком смысле?

– Гарантирован волшебный вечер и ночь. А к утру развалятся, если ходить много будете.

– Не буду много ходить, – сказал Борис Марленович, выходя из-за импровизированной ширмы. – Не планирую.

Через сорок минут его белый лимузин с тонированными стеклами остановился на Фултон Стрит. Следом затормозила длинная кавалькада машин.

– Если не доезжая до места, как вы сказали, то лучше выйти здесь, – сказал референт. – Сейчас она метрах в ста.

– Отлично, – сказал Борис Марленович. – Давай снаряжение.

– Вот, – сказал референт, открывая на коленях небольшой чемоданчик. – Эту штуку крепите на ухе… Не, наоборот. Вот эту дужку – за ухо, а этот проводочек с наушником продеваете под мочкой и суете прямо внутрь… Видите, он специально телесного цвета, чтобы заметно не было. А микрофон у вас вшит прямо в лацкан.

– А если я пиджак сниму?

– Ничего. У него радиус – сорок метров. С вами на связи постоянно находятся суфлер и консультанты – линия на вашем наушнике многоканальная. Видите вон тот длинный синий вэн? Они все в нем. Считайте, целая команда «Что, где, когда» плюс компьютер с библиотекой Конгресса.

– Суфлер-то хороший? А то у меня с английским иногда…

– Все будет в лучшем виде. Если английское слово забудете, или если какая-нибудь местная cultural reference нужна, кашляете один раз. Если сострить хотите, то два. А если хотите сказать что-нибудь невероятно тонкое, или там интеллектом надавить, кашляете три раза. Охрана, кстати, на связи все время.

– Только чтобы не путались под ногами.

– Борис Марленович, – сказал референт, нежно беря босса за руку, – может быть, еще разок подумаете? Мы бы для вас целый кордебалет таких организовали. И безо всякого риска.

– Вот никто из вас, молодых, не понимает, – сказал Борис Марленович, снимая кисть референта со своего предплечья. – Льва на сафари тоже можно из офиса заказать. Его за пять минут с вертолета грохнут и доложат. Но ведь люди на охоту сами ходят.

– Тогда хоть разводной ключ возьмите.

– Какой еще разводной ключ?

– Универсальный, – горячо ответил референт, и в его руке появился небольшой черный пистолет. – Любого разведет, даже в бронежилете. А там и наши подбегут.

Борис Марленович брезгливо покосился на оружие и протянул было к нему руку, но в последний момент его ладонь изменила траекторию и выдернула фиолетовую гвоздику из укрепленной на стене вазочки. Обломав стебель, он продел цветок в петлицу.

– Ты мне еще цепь дай на шею, – сказал он. – Я никого разводить не буду. Сердце не то.

– Я знаю, вы добрый, – вздохнул референт. – Романтик. А ведь в России вас считают такой, знаете, акулой, холодной и безжалостной.

– Правильно считают, – сказал Борис Марленович. – Мне ведь тоже не вожжа под хвост попала. Просто все это имеет для меня большое сим-во-ли-чес-кое значение. Как по-английски символическое значение?

«Symbolic meaning», – сказал голос в правом ухе.

– Симболик минин, – повторил Борис Марленович, открывая дверь лимузина, – и симболик Пожарский. Слышите меня хорошо? Прием. Чего рыбой-то так воняет?

«Слышим и видим вас отлично, – сказал голос в ухе. – Тут рядом рыбный рынок – Fulton Street Fish Market. А объект по-прежнему на South Street Seaport. Сейчас идите прямо…»