Юлия Андреева - Мертвым не понять

– Что?!

– Ты должна была сдать материал еще в среду. Теперь вспомнила? Ну ладно. Он у тебя и вправду готов?

– Да, – все еще не понимая, что же произошло, промямлила я.

– Тогда сама привезешь или мальчика послать?

Я взяла с тумбочки пульт и включила телевизор. «Мать твою – «С легким паром» по первой – точно, программа четверга. Ну все, кранты!»

– Ты что там развлекаешься? Мне некогда. Говори – сама явишься?..

– Давай лучше мальчика. – Я вырубила телевизор.

– Тебе блондина или брюнета? – захихикала в трубку Маринка.

– Пришли несколько образцов на выбор. – «Ума не приложу, как это получилось, что я проспала с понедельника до четверга, пусть даже с такими снами?»

– Ты что там замолчала? Ди… Ты серьезно не заметила, как три дня прошли? Ну, ты же писательница, наверное, все это время работала? Да? Я Андрюшу пришлю, ладно? А ты, знаешь что – поешь как следует, а потом в сауну и на массаж – очень помогает.

– Хорошо. Так и сделаю. – «Что я – с ума сошла? Ну, бог с ним, когда бы и вправду писала – ладно, если бы рассказ моим был. Я, может, и поверила бы. Так нет ведь – Зерцалова. Может, это летаргический сон? Или я умираю? Или?..»

– Эй… не пропадай, красавица! Он хоть разборчиво написан?

– Да. – «Боже! Пава мне в жизни не простит, что кто-то увидит его почерк…» – Я только надиктовывала… секретарь писал.

– Ах, секретарь? Понятно, понятно… роскошествуешь…

– Знакомый…

– Это когда мужа нету дома?

– То есть муж.

– Кому ты это рассказываешь? Все же знают, что Зерцалов на семинаре «Фантастики». Завралась!

– Ну, ладно. Не важно, – сдалась я. – У меня с головой не все в порядке.

– А ты позвони этому секретарю, знакомому, или мужу, да спроси, как это ты ему три дня кряду диктовала, и чем вы занимались при этом? Все сразу и вспомнишь. Ну ладно, мне и вправду некогда, пока. Андрей будет через пятнадцать минут. Чао.

Я послушала еще с полминуты короткие гудки и положила трубку на рычажок. Легко сказать спроси – рассказ же давно написан. Значит, я три дня спала? Немудрено после такой гонки, когда ни сна, ни роздыха. Что же это выходит – роман закончен, а я умираю? И как раз, когда Пава в отъезде! Ужас!

Я обвела глазами свои, как говорил Павел, королевские апартаменты и, насколько это только было возможно, вдавила тело обратно в постель. Вот оно – база, оплот, твердыня – там, под кроватью, в недоступных для посторонних глаз тайниках лежат мои книги – мои подлинные, настоящие, кровные дети.

Однажды Зерцалов произнес очень красивую фразу, общий смысл которой сводится к следующему: «Любовные романы или стихи – это не жанр, это способ жить. Верить в любовь, в то, что где-то тебя ждет прекрасная принцесса, и только от тебя зависит, сумеешь ли ты найти ее, будешь ли достоин назвать своей… Это когда нет ничего суетного, случайного, ты просто знаешь, что есть мечта, твоя песня песней, и если не будет ее, то ничего другого и не надо…»

Милый мой Пава, где-то еще скачет мой сказочный принц…

«И вот теперь я умираю? Это непостижимо! Несправедливо! Я же здорова! О боже! – Я поднялась, быстро напялив халат. – Но если я проспала три дня, я же, наверное, должна была похудеть? – Приблизилась к зеркалу. – Вроде, все нормально, но, может, это только с первого взгляда? – Я пошла в ванную и, включив воду, вернулась обратно в комнату. – Бардак. Сегодня четверг – значит, приедет Павел, а я тут умираю или с ума схожу… гадостно. – Вытащила из-под кровати напольные весы и, скинув с себя халат и рубашку, встала на холодную пластинку. – Все в норме! Тютелька в тютельку, я не осунулась, только под глазами тени и цвет… – Я опять подошла к зеркалу, уже не обращая внимания на холод. – Что-то не так. Во мне что-то не так… Ах, вот оно – губы! Да так припухают губы только после… уж не сама лия… и еще… вот эти пятна на груди… но это может быть все что угодно, например, складка на подушке…»

В ванной звякнул колокольчик – значит, сюда подошла к установленной Павой отметке. Я повернулась перед зеркалом, ища на своем теле… сама не знаю чего. Когда я худею, это обычно начинается с груди, но… Повернулась в профиль и погладила себя по талии и бедру, и тут рука неожиданно задела торчащую занозу, кожа вокруг нее чуть припухла и покраснела. Я зацепила ее ногтями и вытащила. О боже! Шип! Розовый шип – как во сне! Из ванны доносилось настойчивое звяканье, я оглядела комнату – напрасное усилие – в голубой, округлой вазе на полу белые лилии, на столе орхидеи – и все, естественно, без шипов.

В дверь позвонили. Я заткнула уши руками, инстинктивно сжимая голову так, словно моих сил могло хватить, решись я расплющить кости.

Итак – что же это? Шип… не мог ли он остаться от прошлого букета, подаренного мне месяц назад? Вряд ли. Попал в постель… но все белье новое! У Зерцалова мания покупать тонкое постельное белье с ручной вышивкой, и не только постельное… Предположим, что шип зацепился за матрас раньше, но он же не иголка, розовый шип имеет естественное утолщение там, где он крепится к стеблю. Чтобы такая бяка пролезла сквозь простыню и осталась в теле, нужно как минимум разрезать ткань. Находясь на матрасе он мог лишь колоться, просовывая через простынь кусочек острия. Может, Павел в мое отсутствие устраивал оргию – но почему на моей постели?

Звонки стали еще интенсивнее. «Ах, боже мой! Андрей!» Я выбежала в прихожую и распахнула дверь. По тому, как округлились глаза гостя, я поняла, что поторопилась впускать его в дом. Юноша привлек меня к себе и, поцеловав в губы, прижал к моему лицу озябшую розовую розу в полиэтилене, которую наверное купил у метро. Его холодные, красные от мороза руки обожгли мою талию. Тут же я сообразила, что совершенно голая, боже, что же подумал обо мне этот мальчишка?! Я попыталась отстраниться, но он подхватил меня на руки и понес обратно в спальню. «Ну вот – сон начал сбываться, – только и успела подумать я, – жаль, не с тем, с кем надо».

Звонки сделались настойчивее и, кажется, ритмичнее. Ну и везет же мне на этих двадцатилетних молокососов, хотела же кого-нибудь посолиднее…

Оставив смятую розу, Андрюша ушел, точнее, я почти что выпроводила его, всучив Зерцаловскую шедеврятину. На пороге он попробовал начать все по новой, но мне уже надоело, тем более что я еще час назад думала о смерти. Ноги приятно погрузились в теплую воду… «Может быть, меня изнасиловали во сне? Нет. Любая женщина почувствовала бы… нет».

Звонок охрип и мог теперь лишь стонать. На лестнице раздались шаги, и вскоре я услышала голос Зерцалова:

– О боже! Христос! Мухаммед! Нептун! Что здесь происходит?!

Ключ как нож вошел в скважину и смертельно провернулся там раза два. Я почувствовала дурноту и опустилась на корточки, прижимаясь спиной к стене.