Сергей Солоух - Игра в ящик

Но самым отвратительным, как рыбья кость, во всей этой истории стал собственно день встречи. Назначенный вечерним неожиданным звонком, когда уже ничего нельзя была переиграть, на «завтра». То самое завтра, что должно было стать исключительно и только праздничным, чудесным днем покупки телефона сыну. А тут...

Именно тут, тогда впервые начал Левенбук мучить Романа своими эсэмэсками. Сначала неделю Подцепа не мог вызвонить неизвестно в каком звании ныне пребывающего старшего лейтенанта. Потом тот не сумел сразу назначить день свиданья, «прекрасно, прекрасно, давно, очень давно хотел увидеть вас, но столько дел, столько работы, дайте дня два, определюсь, перезвоню». И вновь прошла неделя вся в левенбуковских «ну что?», «ну как?» латиницей. Вот ведь далась ему дурацкая Вишневка. Никто не понимал, зачем А. Л. эти смешные три склона, когда он мог теперь если не жить, то через день летать в Швейцарию или Андорру. И тем не менее, заело.

И даже вчера, день перепутав, кинул очередной вопрос «vse? na rukah?» – «Завтра», Роман ответил, «завтра» и вот едет с Борисом Катцем по Рязанскому проспекту и думает о сыне.

«Конечно, тут, на рабоче-крестьянском востоке, все привычное, знакомое, но покупать квартиру надо все-таки на той стороне городского компаса. Сто двадцать градусов прибавить и оказаться в интеллигентских очертаний трапеции Юго-Запад, Коньково, Беляево, Вернадского. Там, между Островитянова и Обручева, возможна для Димка аспирантура. Во всяком случае, светила. Да... Поразительно, что есть еще на белом свете аспирантуры и возможность поступления... непоступления в них, волнения, надежды...»

Сам Р. Подцепа окончательно ушел из института, ИПУ им. Б. Б. Подпрыгина, в девяносто пятом, сразу после отъезда Моти, а Левенбук – через два года. Хотя каким-то консультантом, членом совета числится и поныне, но так, из-за все той же необъяснимой инерции мыслей и чувств, что не дает А. Л. забыть платформу Вишневая, березы, тополя, дубы, сгоревший десять лет назад Крутицкий Торжок и тысячу лет недвижимое городище с черною мачтой подъемника на лобном месте. Во всяком случае, Роман не помнил, чтобы в этом году Алексей Леопольдович хотя бы раз отчетный кворум превратил в зачетный. Визитом удостоил общую альма-матер. Да и зачем ему? Смотреть на петушиные, бензиновые от разнообразия уже привычных, ежедневных излишеств глаза нового завотделением Игоря Игоревича Караулова? Первое, что сделали с Чавтурией, – ликвидировали сектор. Объединили с лабораторий динамики. Наука... Бывший академический, он же ведущий институт отрасли. Отрасли... Ныне существующей вполне самостоятельно, отдельно от него... ИПУ Б. Б. Ящиком так и не ставшего, просто в него сыгравшего...

За Рогожским валом всегда осмысленную географию сменяет уже давно бессмысленная политэкономия, Волгоградский проспект становится Марксистской улицей. Долго молчавший под боком Катц ожил, махнул мягкой ладошкой в сторону выпукло-вогнутой стекляшки, напоминавшей немытый трехэтажный киноэкран, и хрюкнул:

– Хороший был когда-то универмаг...

Роман не среагировал, он думал о Димке. Любимым делом занимался, строил планы.

Конечно, смешно это теперь все – наука, аспирантура... но если Димок так хочет, он, Роман, даст ему шанс, все сделает, это понятно, само собой, как и то, что рано или поздно и Димка, наигравшись в Капицу и Резерфорда, придет в «Терру», станет товарищем, коллегой...

Легой. Лягой. Ромка поморщился. Так будто бы вновь, как полчаса тому назад, непрошеные и ненужные воспоминания Бориса вывели его меджвежью нервную систему из равновесия.

– Хороший был когда-то универмаг... А там, через дорогу, обувной... Я здесь однажды купил ботинки «Саламандер»... вообще без очереди... вишневые...

У невинного, совершенно нейтрального слова «коллега» с недавних пор появился крайне неприятный, цинковый привкус покойницкой медали.

«Коллега! Ну что он все время лезет в голову? Проклятое...» – от недовольства и раздражения Роман слишком уж резко притормозил у светофора.

Катц охнул всею тушкой.

Покупали «Нокию» в салоне на Новом Арбате. Все было решено заранее, поэтому без лишних дискуссий, зато к тарифным планам долго примеривались, а когда наконец выбрали, то ловкий, Роману показалось, способный, будто вьюнок, оплетать и связывать навеки, навсегда любой, лишь на мгновенье замерший вблизи предмет, юноша-консультант слишком подробно, словно девушке, стал объяснять сыну, физику-теоретику, как настроиться на номер смс-центра роумингового оператора. Но все равно вышли на улицу в отличном настроении, как поплутавшие совсем немного, чуточку, для общего развития, два грибника с ягодой из чащи к речке.

– Банан! – сказал Димок в машине, в очередной раз выдвигая и задвигая крышку с микрофоном.

– А ты хотел, чтобы арбуз был? Или тыква?

Сын засмеялся и Ромке захотелось поцеловать его за ухом. Быстро, пока никто не видит. Но в конце концов Р. Р. Подцепа лишь положил свою ладонь на руку Д. Р. Подцепе, а после перенес тяжелую на ручку переключения скоростей. На Тверском бульваре, у разрывавшего цепь старых зданий индустриального корпуса с театральными афишами в больших витринах Роман остановился. Встреча была назначена напротив нового здания МХАТа, вроде бы оно. Димок ушел весь в чтение английской инструкции, и это, чужие буквы и сосредоточенное внимание, обрадовало, а к радости добавило такой необходимой именно в тот мутный момент простоты восприятия.

– Я быстро, – сказал Роман.

– Угу, – кивнул Димок, не поднимая головы.

Подцепа вышел, махом преодолел узкий асфальтовый брод и на песке бульвара сразу за рядом стриженой зелени увидел земляка. Игорь Валентинович практически не изменился. Такой же высокий, ладный и с улыбкой.

– Вот видите, Роман Романович, ведь как бывает, я столько времени уже занимаюсь, так сказать, экономической безопасностью вашей компании, работаем, как говорится, бок о бок, постоянно, а встретились впервые...

– Да-да, – Подцепа, не подхватывая предложенную тему схожести и близости, как чистый офисный работник, всего лишь посланник гендиректора, сразу заговорил о деле.

Пашков слушал внимательно и, кажется, с интересом. Улыбка ушла с его лица, но вскоре вновь вернулась.

– Машинкой-то довольны, как она? – спросил он неожиданно, когда Роман закончил. – Стоит брать аудилу?

– Да, не жалуюсь, – не понимая связи, проговорил Роман.

Восьмидесятка и в самом деле была видна как на ладони. Светилась лаком на той стороне улицы.

– Комитет по историческому наследию... Ольга Михайловна Карпенко, говорите... Ну что же, дело простое и, я думаю, решаемое, – между тем уже вернулся к теме разговора Игорь Пашков. – Давайте я вам позвоню, Роман Романович... да, позвоню, ну, скажем, через недельку, хорошо?