Гарольд Роббинс - Торговцы грезами

— Доброе утро, мистер Эйдж.

— Доброе утро, — ответил я, входя в здание.

Он поспешно вбежал в холл, обогнал меня и отпер своим ключом дверь моего кабинета.

— Вам что-нибудь нужно, мистер Эйдж? — спросил он. — Может, принести кофе или что-нибудь еще?

— Нет, спасибо, — ответил я. Я принюхался. Воздух в кабинете был затхлый.

Заметив выражение моего лица, дежурный подбежал к окнам и распахнул их.

— Немного свежего воздуха не повредит, сэр, — сказал он.

Улыбнувшись, я поблагодарил, и он ушел, а я снял пальто и шляпу и повесил их в шкаф. После такой напряженной ночи можно было и выпить. Я открыл боковую дверь. Между моим кабинетом и кабинетом Гордона находилась небольшая кухонька с холодильником, мойкой и электроплиткой, на которой стоял кофейник. На ощупь он оказался чуть теплым. «Наверное, дежурный варил себе кофе», — подумал я. Я достал из холодильника бутылочку содовой и вернулся в кабинет.

Из ящика стола извлек бутылку виски и стакан. Слегка плеснув в стакан виски, долил доверху содовой. Попробовал на вкус. То, что надо. Отпив половину, подошел к окну и выглянул.

Передо мной возвышалось здание сценарного отдела, справа и слева стояли другие административные здания, полукругом окружавшие главный корпус. Вдали виднелся звуковой павильон номер один.

Звуковой павильон номер один. Подумав об этом, я улыбнулся. Это было новое современное здание, окрашенное в белый цвет. Первый павильон, который мы открыли вместе с Питером, был больше похож на сарай, чем на здание, — шаткое строение из четырех стен без потолка, так что мы работали под открытым небом. Рядом наготове лежал брезент, который мы растягивали над головой при первых признаках дождя. Я вспомнил, что наверху у нас всегда сидел человек, внимательно наблюдавший за небом.

Мы его звали «дождевик». Если небо предвещало дождь, он кричал нам оттуда, и мы быстренько растягивали брезент. Мы всегда старались оттянуть этот момент до последнего, потому что использование ртутных ламп для съемок в закрытых помещениях обходилось очень дорого.

Тогда Джо Тернеру пришла в голову хорошая мысль. Подсчитав, в какую сумму нам обходится использование ртутных ламп, Джо предложил сделать наверху перегородки, как в цирке, чтобы в случае дождя мы могли бы быстро устанавливать крышу. Уже прошло двадцать лет с тех пор, как Джо умер, но он все равно как живой стоит у меня перед глазами, будто все эти годы я ежедневно встречаюсь с ним.

До сих пор помню, как весело он смеялся, когда я рассказывал ему, как нам удалось бесплатно отхватить землю для студии. Он любил эту историю. Я и сам улыбнулся сейчас, оглядывая студию площадью в сорок акров. Вся эта земля не стоила нам ни цента. Это случилось, когда я вернулся в Нью-Йорк с первой копией «Бандита». Питеру нельзя было возвращаться в Нью-Йорк: иск, поданный Объединением в суд, еще был действителен.

Первый просмотр состоялся на студии Билла Бордена. Независимые продюсеры вели себя с каждым днем все смелее, особенно после того, как у Фокса появились реальные шансы выиграть дело в суде против Объединения.

Зал для просмотра был набит битком. Кроме наших кредиторов, которых было немало, собрались и все самые влиятельные прокатчики штата. Не знаю, кто больше был в восторге от фильма — прокатчики, которые стремились купить картину, или наши кредиторы, которые поняли, что получат свои деньги обратно, да еще с немалым наваром.

Но то, что случилось, превзошло мои самые смелые ожидания. Не прошло и двух часов после просмотра, как я собрал около сорока тысяч долларов задатка от компаний, занимающихся прокатом. Борден, стоящий рядом со мной и с изумлением наблюдавший, как прокатчики чуть не силой пытались всучить мне свои чеки, без устали повторял:

— Никак не могу поверить в это. Никак не могу поверить в это…

В полночь я позвонил Питеру. От волнения я заикался.

— У нас сорок тысяч долларов, Питер! — кричал я в трубку.

— Что? — переспросил он дрожащим голосом. — Мне послышалось, будто ты сказал — сорок тысяч долларов?

— Правильно! — заорал я. — Сорок тысяч долларов! Все в восторге от картины!

На том конце провода воцарилось молчание. Затем раздался недоверчивый голос:

— Где ты, Джонни?

— В студии Бордена, — ответил я.

— Вилли там? — спросил он.

— Рядом со мной, — ответил я.

— Передай ему трубочку, — попросил Питер.

Я протянул трубку Бордену.

— Привет, Питер, — сказал Борден.

Я слышал, как Питер что-то взволнованно говорил на другом конце провода, но не мог разобрать что.

Борден повернулся и посмотрел на меня, слегка улыбнувшись.

Он подождал, пока Питер закончил говорить, на его лице сияла самодовольная улыбка.

— Нет, — ответил он. — Джонни совсем не пьян, он такой же трезвый, как и я. — Следующие несколько секунд Борден снова слушал Питера, потом проговорил: — Ну да, сорок тысяч долларов. Я своими глазами видел чеки.

В трубке снова зазвучал голос Питера, и Борден протянул ее мне.

— Ты что, не веришь мне? — спросил я.

— Верить тебе? — Голос Питера звенел от счастья. — Да я своим ушам не могу поверить. Это же надо, сорок тысяч долларов!

— Я переведу тебе деньги завтра утром, — сказал я.

— Не надо, — ответил он. — Переведи половину, чтобы я мог выплатить Элу его двадцать тысяч, остальная половина пойдет на уплату долгов.

— Но, Питер, мы же снова окажемся на мели. У нас долгов в Нью-Йорке тысяч на двадцать, а нам понадобятся деньги для новой картины.

— Когда я расплачусь с долгом за эту картину, я хоть одну ночь просплю спокойно, а наутро начну беспокоиться, где бы достать денег.

— А как насчет денег для строительства студии? Не можем же мы все время работать на ферме. Давай раздадим половину долгов, а остальные с удовольствием подождут. Судя по всему, картина принесет нам четверть миллиона долларов, и все об этом знают.

— Если она принесет нам столько денег, то мы спокойно можем себе позволить выплатить долги сейчас, — возразил Питер.

— Но этих денег нам придется ждать год, — запротестовал я. По законам штата деньги можно было получить не раньше, чем через полгода после выхода картины на экран. — Что же мы будем до этого делать? Сидеть сложа руки? Мы не можем себе это позволить.

Но Питер был неумолим.

— Заплати деньги, как я сказал. Это стоит сделать хотя бы для того, чтобы одну ночь проспать спокойно.

Я знал, что спорить бесполезно. Если он начинал говорить таким упрямым тоном, то переспорить его было уже невозможно.

— Ладно, Питер.

Он смягчился.

— Так им понравилась картина?

— Да они без ума от нее. Особенно от той сцены, где шериф перестреливается с бандитом в доме у девушки. Я знал, что ему это понравится, ведь это была его идея. По пьесе стрельба происходила в большом салуне, но у нас не было денег, чтобы построить такие декорации, и поэтому Питер решил перенести сцену в дом.