Лариса Ратич - Проблемы некосмического масштаба

Вот хотя бы Мопассан – полнее этого собрания сочинений знаменитого писателя – вряд ли у кого было, даже из папиного бомонда. Так утверждала мамочка, а в этом она знала толк. Тут она молодец, ничего не скажешь.

И Димка вдруг вспомнил, как им достался этот самый Мопассан. Комедия да и только! – Димон тогда учился классе в шестом, что ли; дело было зимой, он заболел и лежал дома третий день. Они жили ещё не здесь, а в многоквартирном доме, на первом этаже.

В тот день рано утром робко позвонили в дверь, и мама, недовольно бурча («Кого ещё с утра принесло?»), пошла открывать. Но у двери, однако, заболталась, и Димка потихоньку, на цыпочках, прокрался ко входу: интересно, с кем она там так долго?

В прихожей стояла интеллигентного вида худенькая женщина с робкими глазами и, прижав руки к груди, горячо заклинала маму:

- Поймите, я не попрошайка. Купите! Книги хорошие, не пожалеете. Мне всё равно: сколько дадите – столько и спасибо.

- Хорошо, покажите! – властно приказала мама, и женщина, нагнувшись, принялась вытаскивать из большой сумки, сиротливо жавшейся к ногам, толстые тома в добротных переплётах.

- Это Мопассан, Мопассан! – уверяла она, дрожа от стыда.

- Вижу, - заинтересовалась мама. – Ну и сколько вы хотите?

- Видите ли, - заторопилась гостья. – Мама у меня очень болеет. Я уже всё извела на лекарства, что было. Хлеба купить – и то, извините, не на что…

- Хлеба? – жёстко спросила мама. – Договорились. Я плачу за каждый том по цене буханки хлеба, - вас устраивает? Двенадцать томов – двенадцать буханок.

- Что вы?.. – растерялась женщина. – Да в любом букинистическом магазине мне дадут гораздо больше…

- Так и идите туда! – рассердилась мама.

- Там ждать надо, пока продадут, - прошептала женщина. – А нам уже сегодня есть нечего!..

- Милая, кому есть нечего, тот не торгуется. Ну что, согласны? Или, извините, мне некогда.

И тогда женщина заплакала:

- Ну что же, давайте…

Мама деловито отсчитала несколько некрупных бумажек, взяла книги и наконец выпроводила посетительницу:

- Бог вам судья… - прошелестело напоследок в равнодушную дверь.

Мама повернулась и увидела в коридоре Димку.

- Это что ещё, ну-ка в постель! – прикрикнула она весело. И тут же возбуждённо добавила:

- Ох, Димуха, что я сейчас взяла! Подрастёшь – оценишь.

И пошла ставить Мопассана в шкаф. Папа вечером тоже покупку одобрил, и они втроём ещё раз от души порадовались такой удаче.

Став взрослее, Димон взялся за француза вплотную и увлёкся серьёзно; даже в прошлом году писал работу на конкурс от школы. Получил и место, и грамоту; а потом ещё – «Стипендию губернатора для одарённых». И дело не в сумме, просто приятно.

Мопассан всегда, всегда ему помогал. Вот и сейчас – должен. Димон решительно снял с полки третий том и уселся в кресло.

* * *

В отличие от Димона, Анжела сегодня заснула как младенец: в мгновение ока. Старый пьяница-бомж для неё просто никогда не существовал, вот и всё. Анжела умела «не брать дурного в голову». Ну, подошёл – получил. Не надо было лезть. Процесс естественного отбора.

Анжела училась плохо, но про Дарвина – ей понравилось, и она запомнила. Главное, жизненно! Только те, кто сильнее и приспособленнее, остаются жить дальше.

Родители Анжелы работали в Италии уже четыре года, и девочка сначала тосковала; а потом – и ничего, лишь бы деньги высылали. С Анжелой проживала бабушка – мать отца; бойкая старуха, хотя почти глухая (давнее осложнение после гриппа). Она была существом лояльным, невредным.

Сын с невесткой, уезжая, крепко ей наказывали: «Мамочка, главное, чтоб Анжелка была сыта и одета, ладно? А мы скоро приедем».

И сыта, и одета. Как просили. Старуха внучку не напрягала, где, когда и с кем была – не спрашивала. А что спрашивать, если ответы не слышишь?

Анжелка приспособилась разговаривать с ней записками, утомившись по тридцать раз вопить в ухо одно и то же, пока дойдёт. А записка – милое дело: «Буду к утру»; «Уезжаю к подружке до понедельника» и так далее.

Главное – предупредить. Бабулька – золото, и рта не откроет. Ей основное что? – обожает вкусненько покушать. Любимое занятие – сходить в магазин, выбрать себе, что душа просит, и блаженствовать у стола по полдня. Да на здоровье!

Заявившись ночью, Анжела, как всегда, обнаружила в холодильнике очередную вкусноту, которую бабка, очевидно, не смогла одолеть до конца.

Анжела согрела чайник (можно было шуметь сколько хочешь; спит, глухомань), немного попировала и со спокойной душой отправилась на боковую.

* * *

Верный Мопассан так Димона и не отвлёк. Смотрел юноша в книгу, а видел фигу. Маячил, маячил ненавистный бомж, не хотел уходить.

Димка зачем-то бесконечно ходил в ванную, мыл и тёр пальцы до красноты, до зуда. А полчаса назад глянул на себя в зеркало – поразился: щёки впали и горят, глаза безумные. Это что же – он действительно трус?!

Родители должны были приехать завтра к вечеру, и Димон хотел и не хотел этого. В течение следующего дня его два раза ненадолго сваливал тяжёлый сон с кошмарами, а есть он не мог совсем. Решил: не выйдет никуда, пока не поговорит с отцом. Вот после этого стало значительно легче.

Приходила «работница» Клавка, немного убрала в комнатах, и Димон её отправил: раздражала, колода. Включал по телеку местные новости, криминальную хронику. Ничего такого пока не было, обычный набор: три изнасилования, две кражи, несколько ДТП. Но в конце каждой новости диктор значительно обещал: «Ведётся следствие!»

Следствие!.. Неужели и Димке?.. Нет!! Он накрутил себя так, что, когда родительская «Ауди» затормозила у ворот, бросился навстречу прямо во двор. Обнимал, делал радостное лицо, расспрашивал. Мама ничего не заметила, быстро прошла в дом: «Так, я в душ и спать!» А отец спросил подозрительно:

- Что-нибудь случилось?

Димка растерялся:

- Не-а…

И вдруг завсхлипывал, давясь…

- Ну-ка, ну-ка! – нахмурился отец.

Они прошли в кабинет, и отец плотно прикрыл за собой мощную дверь.

Единым взглядом усадив сына, он напряжённо приказал:

- Говори всё и сразу.

И Димон начал, запинаясь, исповедоваться. Он хотел было рассказать только главное – «Ведётся следствие!» дятлом лупило ему по вискам – но отец за десять минут вытащил из него всё, вплоть до того, какого цвета глаза у Юрки Малого. Димон и сам от себя не ожидал такого словоизвержения.

Папаша выслушал, потом шагнул к барной стойке и достал бутылку дорогого коньяка:

- Будешь?

Димка отрицательно замотал головой, и отец выпил сам. А потом тихо и яростно спросил:

- И как же ты мог человека убить, а?!

- А вы? – вдруг затравленно ощетинился сынок. – Вы с дядей Петей?..

- Что?! – охнул депутат поражённо. Сгрёб Димку за воротник: