Алехандро Ходоровский - Плотоядное томление пустоты

— Сеньоры, как я рада вас видеть! Вот они, реактивы для ваших экспериментов! Ртуть! Соль! Сера! Трисульфат висмута! Универсальный растворитель! Тяжелая вода! Щелочи! Бура! Серная кислота! Кровь пеликана! Что-нибудь еще?

— Флакончик киновари, пожалуйста.

— Конечно, все для вас. Как опыты, пока ничем не закончились?

— Мы читаем и перечитываем, учимся, молимся, работаем. Однажды у нас все получится.

— Извините, я тут совсем разболталась. Но я умираю от любопытства узнать, что же вы ищете!

— Мы можем ответить, только открыв веер и обмахнувшись несколько раз.

— А-а, мои яичники! Жжет изнутри! Не знаю, что со мной! Уши мои полны гноя! Этот бесконечный запах. Если бы вы знали, что делается, когда я снимаю трусики! Будто у меня между ног дохлый пес! Зеленая жидкость течет себе и течет! Нижние губы вздуваются, фиолетовые, словно куриная кожа! Фурункул на клиторе! Все влагалище в угрях! Оттуда с шумом вырываются газы! Я разрожусь грибом в двадцать сантиметров! В мочевом пузыре завелись морские улитки! А еще из меня вытекают черные сгустки!

— Спокойно, сеньорита, мы можем вылечить вас. Мы обладаем необходимым даром. Дайте ваты — заткнуть нос. А сейчас мы прижимаем нос к вашему животу и приступаем к легкому массажу.

— Аааа! Оооо! Мммм! Настоящая панацея! Ниже! Ниже! О, я не в силах устоять: вздыхаю, стенаю, верчусь, повожу бедрами, задыхаюсь, кричу так, что аптека становится вверх дном! Да, да, я теперь как новая! Вы не представляете, насколько благодетельны ваши носы! Не только все мои недуги прошли — но если приподнимете юбку и сунете палец во влагалище, то обнаружите там нечто удивительное: между ног моих образовалась поразительнейшая дыра! Она подрагивает, трепещет, заполняется водой, издает превосходный запах, нагревается и остывает, исходит волнами наслаждения. О-о! Она растягивается изнутри, достигает моего мозга! Я хотела бы, точно курица, ронять большие светлые яйца в ночные часы. Надо еще прибавить, что нижние губы, до того морщинистые и оттопыренные, как уши, стали гладкими. Теперь они розовые и напоминают губки на лице кинозвезды. Не желаете взглянуть?

— Если вам так хочется, сеньора. С большим удовольствием.

— Прелестно. Я сяду на прилавок, осторожно приподниму юбку, приспущу трусики, раздвину ноги. Встаньте на колени, осмотрите тщательно.

— И в самом деле, как ротик кинозвезды. А какие алые!

— Если честно, то это не есть их натуральный цвет. Я подкрашиваю их помадой. Обожаю наводить красоту. Я буду идеальной супругой! Если вы пригласите меня к себе, то увидите, какая из меня отличная хозяйка. Не успеете и слова вымолвить, как я наведу порядок. Прикажу пробить лишние окна, чтобы выгнать затхлый воздух. Заменю мебель. Натру паркет. Повешу яркие занавески. Мы будем спать на медной кровати. Ежеутренне я буду выносить за вами горшки, чтобы в точности запомнить цвет мочи. Я заведу в садике, конечно же, заброшенном, шиповник и гевею, настоящего жирафа, дерево с вороньим гнездом, часы с маятником, вделанные в ствол, рождественскую иллюминацию, искусственный туман и, наконец, гипсового гнома. Вы ведь холостяки?

— Именно так.

— Я гляжу вам в глаза: вы сгораете от жажды пригласить меня. Хорошо, я согласна. Эту ночь я проведу с вами. Вы не представляете, что значит для женщины найти три родственные души, чистые и скромные, как ваши! Мой анус сжимается, следуя ритму сердца! Я так взволнована, что пускаю шумные ветры! О, какой стыд! Что вы подумаете обо мне?..

— Не беспокойтесь, сеньорита. Этот звук прекрасен, как мотоциклетный выхлоп.

— О сеньоры, как я хотела бы оказаться среди вещей, которые вам по нраву! Но вот что: я люблю вас и потому ненавижу. Вы — моя величайшая радость и величайшее горе. Я хочу вас, как простая сука, и готова навлечь на себя Господень гнев, лишь бы заполучить вас. Вы стали основой моей души, воздухом моей жизни, огненным мечом, что превращает меня в черного зверя. С каждым поцелуем из моего лона выходят куски сердца. Я люблю не только форму ваших тел, но и тень, отбрасываемую ими. Вы прекрасны, как хлеб, но мне достанутся одни крошки. Ради бога, снизойдите до меня. Я буду лизать вам зад, чтобы повстречать Ангела Сознания. Пусть мои ласки достигнут ваших колыбелей. Я стану целовать ваши башмаки. Вы для меня — как отпущение грехов. Верьте, прошу вас: быть и добиваться — разные вещи. Я есть, но не добиваюсь вас. И все же я наводняю вашу жизнь. Вместе мы зажжем светильник во тьме мироздания!

Да, это так: весной цветок распускается для всего мира, но ты его не видишь — и никогда не увидишь. Ты останешься перед исписанным снизу доверху холмом, не понимая смысла надписей; на наших лбах несуществующими знаками будет начертано послание — ты его не прочтешь. И все же станешь упорствовать: «Я знаю, что в нем говорится: вы уйдете утром, а я останусь здесь. Камни под холмом пустили корни. Все пускает корни во мне, даже очки. Ваши орудия растут в моем животе, подобно деревьям, ветви их пронзают меня, листва забивает легкие. Сжальтесь. Ваши имена вырезаны во мне навсегда». А потом мы встретимся в аптеке: тебя, чьи руки скрещены, клюют куры. Изо рта, словно хобот, высовывается ветка, на ней — каменные листья, на листьях вырезаны наши фальшивые имена. Как нам хотелось бы захотеть остаться лицом к лицу с тобой, получая от тебя собачью любовь! Как мы желали бы пожелать сколь возможно глубоко (если в нас вообще есть глубина, что сомнительно) протянуть тебе тонкий хрустальный бокал и добыть твоей менструальной крови! Позволь нам захватывать, направлять, украшать, пожирать! Оставить отпечаток раскаленного семени в твоих яичниках! Стоя на коленях, глядеть, как твой живот набухает и рождается младенец, и еще, и еще, согласно расположению звезд! Обвить в кружении, озарившись, твое беспрестанное кружение вокруг нас! Загнать вселенную в твой тихий уголок, подарить тебе тысячи жаб, воспевающих твою красоту, сломать твой детский колчан — пусть твои движения станут по-мужски уверенными, ты отрежешь мужские признаки богу-быку! Помочь твоей мухе стать драконом, сопровождать тебя в твоей изумительной слепоте, где ты — лишь неистощимый вопль, обращенный к никогда не бывшему солнцу! Как бы мы жаждали, прикрыв лица собачьими личинами, притянуть тебя к себе и скитаться среди мебели, ища следов, которые совсем не следы, — тени, скользящие в плотном предрассветном мраке, увлеченные в бессмысленный поход на Юг, разбитые неистовым желанием превзойти пределы, назначенные человеку, словно змеи, ползущие по смертному ложу, со ртом, раскрытым в жутком безмолвном крике, — путь гибели и возрождения, непростой отрезок времени, когда, скинув старый панцирь, мы ждем появления нового, и в наших прозрачных глазах светится запредельное стремление не быть вовсе — или быть в избытке! Мы знаем, что ты ждешь сотни месяцев, как отражение, как отпечаток; истончившееся тело, служа тенью для которого (точно срезая мозоль в груди, сдирая с себя кожу и плоть, ты уничтожила собственное имя; словно планета с чистой водой, ждущая иссохшего рта, ты глядишь на путников, и вся твоя кровь приливает к языку), мы не можем проникнуть в сердцевину твоих замыслов. И хотя ты — самая утонченная, самая сильная, самая хрупкая, самая страшная, самая прекрасная из всех известных нам женщин, — мы не можем попасть в ловушку, изображая видимость жизни. У нас уже есть очки, шляпы, плащи; мы не можем облачиться в заемные личины. В этом мире, рядом с тобой, мы — никто!