Имоджен Эдвардс-Джонс - Модный Вавилон

— Это ходить-то? — иронизирует Александр без тени сочувствия.

— Если ты считаешь, что легко разгуливать туда-сюда в крошечных трусиках и на огромных шпильках среди полусотни других манекенщиц, в то время как на тебя пялится целая куча гомосексуалистов и обсуждает то, как ты выглядишь, — ради Бога, попробуй.

— Полусотни? — переспрашиваю я.

— Нуда. Такой уж размах.

— Мужчинам еще тяжелее, — говорит Александр. — Я знаю одного дизайнера, который заставляет всех своих манекенщиков раздеваться буквально догола и мерить одни и

те же трусы. Можете себе представить, во что они превращаются к концу дня, после того, как их натянут на тридцать — сорок задниц?

— Парни об этом не задумываются, — отвечает Лидия. — Все дизайнеры, которые шьют для мужчин, просто мечтают о наивном новичке откуда-нибудь из Иллинойса, которого можно будет запихнуть в брюки двадцать восьмого размера, несмотря даже на то что у парня тридцать второй. А если, выйдя из раздевалки, он скажет. «Эти штуки, кажется, мне маловаты», то дизайнер ему ответит. «Брось, они что, тесны тебе спереди? Ну-ка повернись, дай я посмотрю».

Александр смеется.

— Да-да, — говорит он. — Ужасно. Но и вас, девушки, тоже оставляют нагишом. Помнишь эту прелестную историю про Кейт Мосс и ее первую презентацию в Париже у Вивьен Вествуд?

Я киваю.

— Когда они поочередно раздевались?

— Точно. Все голые, и только у одной Кейт лохматый лобок. У остальных — тонюсенькие полоски.

— Зато на следующем показе, — добавляю я, — у нее уже была депиляция, как у всех.

— В тот же день, — уточняет Александр. — Прелесть что такое!

На его лице улыбка.

— По-моему, ей тогда было шестнадцать.

Мы сидим и потягиваем шампанское. Лидия сплетничает о том, у кого презентация прошла хорошо, а кто безнадежно провалился. Она намекает, что кое-кто скверно себя ведет, и говорит, что две русские девушки, ее товарки, успели забеременеть.

— Ну, вы понимаете, — говорит она, указывая себе на живот. — Такое всегда случается в конце сезона. Четыре

недели, в течение которых ты много пьешь, разъезжаешь не видишься с близкими… Большинству девчонок вообще некуда приткнуться на ночь. Плюс тот факт, что им всем по семнадцать лет. Отсюда все неприятности. Шанталь нашла себе занятие по душе.

Шанталь — антрепренер Лидии. Она учитывает доходы, улаживает все проблемы, связанные с переездами, здоровьем и жильем, и взимает за труды двадцать процентов. Оказывается, аборты тоже входят в сферу ее компетенции.

— О! — говорит Лидия. — Вы слышали, что во время презентации Ли Маккуина Сюзи Менкес упала в обморок прямо на Анну Винтур?

— Что? — изумляется Александр. — Это все равно что королева-мать упала бы в обморок на королеву-дочь.

— Именно. Там так орала музыка и было так жарко, что она просто не выдержала. Анна вывела ее наружу и уехала вместе с ней.

— О Боже, — говорю я. — А кто же писал рецензию? Они хотя бы остановили показ?

— Нет, — отвечает Лидия. — Не смогли. За кулисами творился сущий ад.

— Правда?

— Да. Все бегали как сумасшедшие. Но что было делать? Шоу пошло своим чередом.

— Конечно, пошло, — отзывается Александр. — Как всегда.

— Смотрите-ка, — говорит Лидия. — Вон Диди.

— Диди? — переспрашиваю я.

— Ну, ты помнишь, манекенщица, с которой мы вместе снимали комнату, когда я только-только приехала в Лондон.

— Та, что трахалась на своей кровати с каким-то официантом и мешала тебе заснуть?

— Она самая. Дебора из Эссекса, ныне известная как Диди. Привет! — Она машет рукой. Диди отвечает.

— Дьявол. У нее очень вульгарная внешность. — Лидия улыбается. — Неудивительно, что у нее рухнул последний контракт. Просто позор. Такого бы никогда не случилось, будь она чуточку приятнее.

Александр хихикает.

— Думаю, нам надо двигаться отсюда, — говорю я.

— Да, — соглашается Лидия. — Тем более что в плане у нас несколько вечеринок. Куда пойдем сначала? К Вествуд или Стелле Маккартни?

Мы с Александром переглядываемся и одновременно произносим:

— К Вествуд.

— Правильно, — отвечает Лидия. — В конце концов, кому хочется пить безалкогольное шампанское и смотреть на то, как манекенщицы стегают друг друга хлыстом из кожзаменителя?

Я жду Александра за кофе и круассанами в «Двух обезьянах». Мы решили поехать на Premiere Vision на специальном поезде, известном под названием «Экспресс "Барахолка"». И потому, прежде чем мы начнем локтями прокладывать себе дорогу в вагон, стоит зарядиться кофеином и перекусить. Самое агрессивное существо в мире — это пассажир «Барахолки». Хуже может быть только человек, страдающий одновременно от похмелья, запора и цейтнота.

Александр, конечно, опаздывает. На вечеринке у Вествуд он снял какого-то парня и бросил меня на полпути в отель, чтобы где-то с ним уединиться. Я легла поздно — наверное, не раньше трех. Не самое примерное поведение для дизайнера, который по идее приехал заниматься делами. Но Лидии трудно отказать, особенно когда она уверяет, что на вечеринке в Les Baines Douches будет Пафф Дэдди и толпа знаменитостей, с которыми мне бы не вредно познакомиться в расчете на дальнейшее сотрудничество. В результате я стояла в углу, прижатая к стенке, отчаявшись что-нибудь расслышать, и разглядывала какого-то коротышку, который, возможно, был Пафф Дэдци, или П. Дидди, но я в этом не уверена. Лидия представила меня некоей американской певице, которая слегка смахивала на Гвен Стефани. Она приехала в Париж на Неделю моды. Я сделала вид, что все это мне безумно интересно, поздоровалась с несколькими знакомыми манекенщицами, выпила шампанского, ухитрившись не заплатить, и узнала, что, по слухам, Шерон Стоун завтра вечером собирается посетить вечеринку у Louis Vuitton в Le Petit Palais. Этот прием как бы символизирует окончание Недели моды — собственно, и окончание сезона. Самое грандиозное событие этих дней, на которое ухлопали кучу денег. Там соберется прорва народу; будут кормить икрой и поить шампанским. Вот где можно будет оттянуться! Собирается прийти и сама Винтур, хоть и ненадолго, поскольку спать она укладывается в десять. Ну, если женщина начинает свой день в пять утра в тренажерном зале, а в семь принимает визажиста, то вполне можно понять, почему она предпочитает ложиться рано.

Наконец я вижу, как Александр, чудовищно взъерошенный, бредет по улице в мою сторону, и думаю, что ему — по примеру Анны Винтур — стоило бы вчера лечь пораньше. Сварливые геи сами по себе не сахар, но сварливый гей с похмелья — это один сплошной кошмар.

— Ты не поверишь! — скрипит Александр, плюхаясь со мной рядом. — Я познакомился с единственным во всем

Западном полушарии гомиком, у которого в ванной нет шампуня. Только посмотри на этот ужас. — Он лохматит себе волосы, которые сейчас похожи на цыплячий пух. — Только-только в твоем сознании сложится некий стереотип, как все летит вверх тормашками. Кто поверит, что у гея дома может не быть шампуня?! И это при том, что он, черт его дери, парикмахер!