Имоджен Эдвардс-Джонс - Модный Вавилон

А до наступления вечера надо еще кое-что сделать. Это связано с продажей наших вещей. Мы с Александром устроили демонстрационный зал в номере маленького, но очень дорогого отеля, и у нас есть еще примерно полчаса свободного времени. Взглянуть на нашу коллекцию придет шейх Маджед аль-Сабах, и потому нужно заказать шампанское, апельсиновый сок и какие-нибудь деликатесы, чтобы его порадовать. Примерно тридцать пять процентов наших покупателей — англичане, двадцать два процента — американцы, двадцать четыре — прочие европейцы, а остальное приходится на долю Востока и Австралии. Практически все, что идет от нас на Восток, скупает шейх Маджед, а стало быть, он — наш самый главный иностранный клиент (наряду с Катей X. из России, которая на настоящий момент — крупнейший в мире закупщик). Шейх Маджед, племянник кувейтского эмира, владеет Villa Moda. Это огромная фирма с филиалами в Дубае и Катаре. А совсем недавно он открыл неподалеку от Кувейта торговый центр площадью в тридцать тысяч квадратных метров и собирается сделать то же самое в Сингапуре. Это весьма решительный человек с огромным кошельком; в прошлом году мы впервые заключили с ним сделку. Обычно он приходит в компании с Изабеллой Блоу, а иногда — с некоей женщиной в шляпке от Philip Тгеасу. Думаю, что сегодняшний день не будет исключением.

Александр развивает скорость, которая сделала бы честь олимпийскому спринтеру. Не проходит и трех минут после прибытия гостей, как он уже усаживает их и предлагает выпивку. В качестве манекенщицы мы наняли какую-то шестнадцатилетнюю русскую дебютантку, и она просто из кожи вон лезет. Я улыбаюсь и комментирую, несмотря на то что кораллово-красные губы Изабеллы Блоу меня просто парализуют. Почти все ее лицо закрыто полями шляпы, и рот — единственное, что на нем видно. Он как будто существует независимо от всего остального. Это здорово сбивает с толку. Но шейх Маджед, кажется, ни на что не обращает внимания. Он, по своему обыкновению, всему рад. Говорит, что коллекция «великолепна», все «великолепно», и уходит, обещая сделать «большой-большой заказ». Александр так рад, что допивает шампанское, к которому гости так и не притронулись.

Остаток дня уходит на общение с азиатскими представителями Lane Crawford и гонконгским филиалом Harvey Nichols. Хотя наша одежда у них пока что еще лежит на складе, но в будущем эти люди могут стать нашими основными клиентами, если мы сумеем показать товар лицом. Восток, Россия и Китай — сегодня это самые выигрышные рынки. Все просто в восторге от того, что происходит в Индии, но она ни в какое сравнение не идет с Китаем. Китайцы строят огромные магазины, которые вынуждены пустовать из- за того, что такие фирмы, как Prada или Louis Vuitton, не торопятся занимать в них места. Торговать же с Россией очень выгодно, хотя и непривычно. Почти весь русский рынок представляет одна компания — Mercury, у которой два совладельца — Леонид Фридлянд и Леонид Струнин, и их годовой оборот составляет примерно триста миллионов долларов. Владельцы захудалого пассажа в Третьяковском проезде, они ухитрились превратить его в самый роскошный магазин Москвы — вместилище самых известных и дорогих брэндов. Armani, Prada и Gucci давно там поселились. И хотя русский рынок оценивается в сумму около семисот двадцати миллионов долларов, бизнес в России совершенно непредсказуем, поскольку магазины пустуют в течение всей недели — а потом у входа остановится машина, из которой вылезет жена какого-нибудь олигарха и выбросит на ветер полмиллиона долларов в течение получаса. Неудивительно, что Александр озабочен тем, где бы купить икры для Кати X., если завтра она все-таки приедет.

— Думаю, у нас был хороший день, — говорит он, пока мы едем в такси к отелю Costes. — Все были очень позитивно настроены.

— Никто и никогда в мире высокой моды не показывает своего истинного отношения, — зеваю я. — Едва ли кто- нибудь придет, сядет, выпьет шампанского и скажет, что вся наша коллекция — полное дерьмо.

— Нет, я думаю, им действительно понравилось, — настаивает Александр.

— Возможно.

— Увидишь, — говорит он. — Может быть, трудно назвать ее коллекцией на все времена, но покупателям она по вкусу.

Вестибюль отеля Costes забит битком. В течение всей Недели высокой моды здесь общее место встречи — и это заметно. Повсюду кучками стоят манекенщицы. У каждой из них в одной руке выпивка, в другой — сигарета. Гвалт просто невообразимый, самое настоящее смешение языков, которое ничуть не уступает такому же в вестибюле штаб- квартиры ООН.

Мы с Александром останавливаемся у входа, безнадежно озираемся в поисках Лидии и чувствуем себя круглыми идиотами. Очень неприятно выглядеть так в этой буйной толпе. Я жалею, что не надела темные очки. Замечаю парочку девиц определенного типа, которые пронзительно перекрикиваются через стол. Меньше всего мне хочется, чтобы они меня заметили.

— Видишь Лидию? — спрашиваю я.

— Нет. Черт. А ты?

— Нет, — бормочу я сквозь зубы. — Нигде нет свободного местечка?

— Нигде. И ты не видишь?

— Нет.

— Хреново.

— Точно.

— И сколько мы здесь еще проторчим?

— Секунд тридцать?

— Господи, вы оба что — оглохли?! — выпаливает кто- то у нас над самым ухом. — Я ору им и машу, словно какая- нибудь затюканная шлюха, честное слово. Давайте, давайте сюда.

Мы с Александром оборачиваемся, и нашим взорам предстает Лидия — прямо напротив нас, в одной руке бокал, в другой — сигарета. Как же она красива — просто сияет красотой! Она как будто не принадлежит к числу смертных! Она — модель; люди такого сорта всех остальных считают «непосвященными», и можно понять почему. Все, кто ее окружает, — выше, стройнее, утонченнее, чем остальная часть человечества. Даже ее маленькая круглая шапочка, лихо сдвинутая набок, выглядит сногсшибательно. На любой другой голове она будет смотреться нелепо. На макушке Лидии это манифест стиля.

— Шампанского? — спрашивает она. Мы киваем, и Лидия кричит пробегающему мимо официанту: — Эй, гарсон!

Ее произношение не имеет абсолютно ничего общего с французским.

— Садитесь.

Сама же продолжает стоять и яростно чешет у себя между ног.

— Твою мать!.. — вырывается у нее. — Прошу прощения, но от того белья, что я показывала вчера, у меня началось что-то вроде чесотки. Мне следовало бы подумать о том, как это рискованно. Вся ластовица там была в крови от чьих-то месячных. Я обычно беру с собой прокладки, а то здесь можно подхватить что угодно. Белье кочует со съемки на съемку по нескольку раз вдень. Раз по пять, если вещь хорошая. Harper's Bazaar, Vogue… Моя подружка Наташа в прошлом году где-то набралась вшей. Манекенщицы вообще чертовски неопрятны. Когда я поймаю ту, от которой я подцепила эту чесотку, то разобью ей всю рожу. Месяца через полтора выйдут журналы, и тогда я увижу, что это за чертова сука. В любом случае, как у вас дела, ребята?