Эмилио Кальдерон - Карта Творца

Я встречался с ней только за завтраком (благодаря содействию Юнио она стала ходить на курсы библиотечного дела в Палаццо Корсини, и это занятие отнимало у нее большую часть дня), и в это время она делилась с матерью и доньей Хулией новыми подробностями своих отношений с принцем. Она делала это безотчетно и ненамеренно: например, пересказывала сюжет фильма, который смотрела накануне вместе с Юнио. Я до сих пор помню названия некоторых из этих картин (обычно это были мелодрамы). Например, «Под Южным Крестом» режиссера Гвидо Бриньоне. Очевидно, Монтсе была погружена в схожие переживания: когда человек открывает достоинства нового мира, не обращая внимания на недостатки. Для нее свидания с принцем стали приобщением к взрослой жизни.

Потом разговор переключался на туалеты: какое платье Монтсе следует надеть вечером. Сеньор Фабрегас сдержал свое обещание, и гардероб его дочери пополнился новыми нарядами. К ним добавились костюмы и платья, которые другие обитательницы академии предоставляли в ее распоряжение. Столовая тут же тонула в море непостижимых для меня слов: басон, бейка, блонда, блузон, волан, вырез, вытачка, гофрированный, двойной рукав, кардиган, крючки, напуск — и так далее, до конца алфавита. Я использовал это время, чтобы по лицу Монтсе угадывать состояние ее души, потому что в такие моменты она расслаблялась, бдительность ее притуплялась.

Я стал искать убежища на террасе. Я поднимался туда за полчаса до наступления сумерек, когда свет tramonto [24] Заката (ит.). становился совсем слабым и покрывал город золотистой патиной, через мгновение сменявшейся радужным сиянием сначала коричневатого оттенка, а потом фиолетового. Умирающий день в агонизирующем городе. Мне нравилось смотреть, как Рим растворяется у меня на глазах, словно прекрасный сон, а когда очертания его становились размытыми и призрачными, мои глаза начинали рисовать в окрестной мгле фантастические фигуры. В сумраке здания словно приходили в движение. Церкви будто плыли над окружавшими их оградами, пространство между башнями и куполами наполнялось мраком, громадная мраморная глыба памятника королю Виктору Эммануилу превращалась в саван грозного привидения, а храмы и развалины на Авентинском, Палатинском и Капитолийском холмах, днем гармонично возвышавшиеся над местностью, сливались с горизонтом, и начинало казаться, что он тоже высечен из камня. В такие мгновения мне представлялось, что истинная драма Рима — не в том, что он — Вечный Город, а именно в том, что он обречен существовать вечно. Такие писатели, как Кеведо, Стендаль, Золя или Рубен Дарио воспевали его упадок и пророчили его исчезновение, не учитывая того обстоятельства, что проклятие Рима — всегда, в том или ином виде, жить в огромном мире воспоминаний.

И вот однажды произошло событие, показавшее, что земля под ногами Монтсе не столь тверда, как ей казалось. Собственно, я даже пришел к выводу, что она совершенно не представляет себе, по какой именно земле ходит.

В один прекрасный день я обнаружил ее на террасе, на том месте, откуда я обычно любовался городом, в обществе Рубиньоса, который в довольно туманных выражениях пытался объяснить ей, как обращаться с биноклем.

— Чем вы тут занимаетесь? — спросил я.

— Сеньорита хочет найти какой-то корабль вон на той горе, господин стажер, — сказал Рубиньос.

— Я пытаюсь разглядеть Авентинский холм, но этот прибор ни на что не годен, — проговорила Монтсе, возвращая бинокль радисту.

— Расскажите ему про корабль, сеньорита, потому что если кто и знает, что именно в Риме можно отсюда увидеть, то это господин стажер, — произнес Рубиньос.

— Полагаю, это все глупости. Речь идет об истории, которую поведал мне Юнио.

— Что за история?

— Сегодня, угостив меня кофе, он предложил мне отправиться вместе с ним в резиденцию Мальтийского ордена, на пьяцца Кавальери-ди-Мальта. Кажется, ему нужно было передать какие-то документы, так как кавалеры ордена готовятся к какой-то поездке…

Пока все шло хорошо.

— И?

— Когда мы подошли к воротам, он попросил меня заглянуть в замочную скважину…

— …И ты увидела купол собора Святого Петра за аллеей кипарисов как на открытке, — предположил я.

— Откуда ты знаешь?

— В Риме каждый хоть раз да заглядывал в эту buco [25] Замочную скважину (ит.). . Автор ансамбля — Пиранези. Собственно говоря, это единственное произведение Пиранези-архитектора, и, если не ошибаюсь, его прах покоится в крипте церкви Санта-Мария-дель-Приорато, являющейся частью комплекса.

— Этот ансамбль открылся передо мной как единое целое, когда я туда посмотрела, — призналась Монтсе.

— В этом и состоял замысел Пиранези. Его целью было преодоление пространства, отделяющего Авентинский холм от собора Святого Петра, посредством оптического эффекта, чтобы у зрителя, заглянувшего в замочную скважину, создавалось впечатление, что купол находится прямо в конце сада, а не в нескольких километрах оттуда, — пояснил я.

Монтсе несколько секунд переваривала мои слова. А потом спросила:

— А что ты можешь рассказать мне о корабле?

— О каком корабле ты говоришь?

— Выходит, все в Риме смотрели в эту замочную скважину, но никто ничего не знает про корабль. В конце нашей прогулки Юнио убедил меня, что холм, на котором расположена резиденция Мальтийского ордена, в действительности представляет собой огромный корабль, готовый в любой момент отплыть в Святую землю. Поскольку я возразила ему, что это невозможно, он заставил меня пообещать, что, вернувшись в академию, я поднимусь на террасу, чтобы удостовериться в следующем: южный склон холма выглядит как гигантская буква «V», потому что это носовая часть корабля.

— Кораблю мало одной только носовой части, чтобы отправиться в плавание, — заметил я.

— Я знаю. Входные ворота на виллу являются дверью в корпус судна, сады, похожие на лабиринты, — это такелаж, парковая ограда — шканцы, а обелиски, украшающие площадь, — мачты.

— И ты поверила в эту сказку?

— Ну ясно, ты говоришь как истинный картезианец, — бросила она.

— А Юнио — продавец снов, — парировал я.

— Мне удалось разглядеть Авентинский холм, — перебил нас Рубиньос.

Монтсе довольно бесцеремонно выхватила у него бинокль.

— Невероятно, но вилла действительно напоминает корабль, — произнесла она.

— Дай посмотреть, — попросил я.

Взглянув через увеличительные линзы, я увидел лишь пару зданий на склоне Авентинского холма, деревья, изгороди и ухоженные цветники.

— Да, на корабль похоже, но сомневаюсь, что он готов сняться с якоря сегодня ночью. Можешь быть спокойна: принц уплывет на этом корабле не раньше, чем через десять тысяч лет, когда здешние места уйдут под воду, — насмешливо заметил я.