Джон Кутзее - Сумеречная земля

По поводу этих четырех смертей, а также всех остальных, если требуется покаянное объяснение, я скажу следующее.

Откуда мне знать, не был ли Ян Плате, или даже Адонис, не говоря уж о мертвых готтентотах, необъятным, восхитительным миром, закрытым для моих чувств? Не убил ли я что — то, представляющее огромную ценность?

Я-исследователь. Моя сущность в том, чтобы открывать то, что закрыто, освещать то, что во мраке. Если готтентоты заключают в себе необъятный, восхитительный мир, то это мир, в который не проникнуть. — не проникнуть таким, как я, и нужно либо обойти его и, значит, уклониться от своей миссии, либо убрать его с дороги. Что касается моих слуг, людей без корней, навсегда потерянных для своей собственной культуры и одетых в обноски своих хозяев, то я знаю совершенно точно, что в их жизни нет ничего, кроме тревоги, обиды и попоек. Они умерли, охваченные ужасом, ничего не понимая. Это были люди с ограниченным интеллектом и ограниченным существованием. Они умерли в тот самый день, как я выбросил их из головы.

Ради чего умерли все эти люди?

Благодаря их смерти я, который, после того как они меня изгнали, брел по пустыне, как бледный символ, вновь обрел свою реальность. Я, как и любой другой человек, не получаю удовольствия от убийства; но я взял это на себя — спустить курок, принося жертву ради себя и своих соотечественников, навлекая на темнокожих смерть, которой все мы желали. Все виновны, все без исключения. Я включаю сюда и готтентотов. Кто знает, за какие невообразимые преступления духа они умерли благодаря мне? Божий суд справедлив, безупречен и непостижим. Его милосердие не принимает в расчет заслуги. Я — орудие в руках истории.

Буду ли я страдать?

Я тоже боюсь смерти. Я тоже проводил бессонные ночи, вычисляя процентное отношение уже проглоченных сорока шести лет, и мысленно переношусь в тот день после моей кончины, когда дублер гробовщика распорет меня и вытащит из их аккуратного гнездышка органы моего внутреннего «я», которые я так долго лелеял. (Интересно, куда их денут? Выбрасывает ли он их свиньям, в целях экономии?)

Однако более глубокая истина заключается в том, что моя смерть всего лишь зимняя сказка, которую я рассказываю, чтобы себя напугать, чтобы мне стало еще уютнее под одеялами. Мир без меня невозможно себе представить.

С другой стороны, если случится худшее, вы увидите, что я не так уж безумно привязан к жизни. Я знаю свои уроки. Я тоже могу удалиться перед поманившим пальцем через бесконечные коридоры моего «я». Я тоже могу достичь той точки зрения, с которой, подобно Плате, подобно Адонису, подобно Томбур энд Томбур, подобно намаква, я могу оказаться лишним. В настоящее время я не хотел бы достичь этой точки зрения; но, когда придет этот день, вы обнаружите, что меня никогда не волновало по-настоящему, жив я или умер, жил ли когда бы то ни было или вообще никогда не родился. Мне и без того есть о чем подумать.

Среди героев, которые первыми отправились в глубь Южной Африки и вернулись с вестями о том, что мы унаследовали, Якобус Кутзее до сих пор занимал почетное, пусть и скромное место. Теми, кто занимается нашей ранней историей, признано, что он открыл Оранжевую реку и жирафа. Однако из своих башен из слоновой кости мы снисходительно подсмеивались над легковерным охотником, который сообщил губернатору Рейку Тулбагу ту басню о длинноволосых людях далеко на севере, в результате чего была отправлена бесполезная экспедиция Хендрика Хопа 1761–1762 годов. Благодаря простому стечению обстоятельств, особенно сокращенному отчету об исследованиях Кутзее, который до сих пор находится в обращении, этот стереотип укоренился и скрыл от нас истинное значение этого человека. Отчет, до сих пор считавшийся окончательным, — работа другого человека, писца из Замка, который выслушал историю Кутзее с нетерпением бюрократа и торопливо набросал краткий конспект для губернатора 1. Там зафиксирована лишь та информация, которая могла представлять ценность для Компании, то есть сведения о залежах полезных ископаемых и о потенциале племен, живущих на внутренней территории и могущих стать источниками снабжения. Можно не сомневаться, что только вторая, коммерческая, натура писца Компании заставила его записать историю, вызвавшую пренебрежительное отношение к Кутзее, — историю о людях «с коричнево-желтой или желтой кожей, с длинными волосами и в льняной одежде», живущих на севере.

Данная работа имеет целью дать более полное и, следовательно, более справедливое представление о Кутзее. В этой работе есть и пиетет, и история: пиетет по отношению к своему предку и одному из наших прародителей; исторические доказательства, призванные исправить определенные искажения, вкравшиеся в нашу концепцию о великом веке исследований, когда белый человек впервые вступил в контакт с туземными народами, живущими на внутренних территориях.

Якобус Янзон Кутзее был правнуком Дирка Кутзее, бюргера, который эмигрировал из Голландии на мыс Доброй Надежды в 1676 году. Поколения Кутзее хорошо иллюстрируют постепенное распространение колонистов во внутренних районах страны, что составило внешнюю историю, легенду о белом человеке в Южной Африке, переселяющемся все дальше на север в гневе или отвращении к ограничениям правительства, голландского или английского. В нашем народе много анархического. Мы верим в правосудие, но никогда не принимали законы охотно. Дирк Кутзее эмигрировал в Стелленбосх; Якобус Кутзее, спустя семьдесят лет, переселился в Пикветберг, где стал скотоводом и охотником. Именно оттуда, со своей фермы около современной деревни Аврора, он отправлялся в экспедиции — охотиться на слонов, в том числе и в экспедицию 1760 года.

Чтобы понять жизнь этого безвестного фермера, требуется подключить воображение. Кутзее был частью потока людей, повернувшихся спиной к югу. Многим фермерам внутренних областей надоело выбиваться из сил, чтобы ежемесячно удовлетворять потребности ненасытной Ост-Индской компании, доставляя по скверным дорогам на мыс Доброй Надежды мясо, зерно, фрукты и овощи в фургонах, запряженных волами. Такие люди обращали свой взор к голым равнинам внутренней части страны, видя себя хозяевами своей судьбы. Встаньте на самом кончике Мыса и взгляните на море. О чем вы думаете? О юге: черные моря, лед, белизна. Покиньте Мыс, быть может, верхом, и многие мили вы все еще удираете от юга. Потом — бац! — на каком-то расстоянии от побережья, по-разному определенном, вы свободны от юга. Вы вступаете в предательскую нейтральную зону, свободные от чувства неизбежности. Потом, когда вы прод вигаетесь еще дальше на север, — бац! — и вы во второй зоне неизбежности, привязанные к северу. Нет ничего, кроме севера. Кутзее, продвигаясь на север, видел, так сказать, сферическим глазом лягушки или жабы: все, что было вокруг него (лягушка), было впереди него (человек). С точки зрения истории, он создал будущее, отказавшись от контракта с Компанией на поставку пшеницы и овощей ради скотоводства.