Чарльз Буковски - История обыкновенного безумия

Иногда змеиное тело едва заметно скользило по телу Кэрол; оно казалось лаской, это движение, а после ласки змея немного сжималась и сдавливала Кэрол, обвиваясь вокруг ее тела. Кэрол задыхалась, вздрагивала, трепетала; змея сползала вниз возле ее уха, потом поднималась, смотрела ей в глаза, на губы и нос, а потом повторяла свои телодвижения. Змеиный язык порхал очень быстро, а пизда Кэрол была распахнута, волосики умоляли, алые и прекрасные в свете лампы.

Я вернулся к себе в комнату. Ну и везет же этой змее, подумал я; подобного существа на женщине я еще не видал. Я долго ворочался, но в конце концов ухитрился уснуть.

Наутро, когда мы вместе завтракали, я сказал Кэрол:

— Кажется, вы и вправду любите свой зоопарк.

— Да, я их люблю, всех до единого, — сказала она.

Доели мы почти молча. Кэрол выглядела лучше обычного. Она так и сияла, все ярче и ярче. Ее волосы казались ожившими: казалось, они подпрыгивают в такт ее движениям, а свет из окна лучился сквозь них, оттеняя-рыжину.

Ее широко раскрытые глаза горели, но не от страха, не от сомнений. Эти глаза: она все впитывала, все пропускала через себя. Она была зверем. И человеком.

— Слушайте, — сказал я, — если вы сумеете отобрать у той обезьяны мое пальто, я, пожалуй, тронусь в путь.

— Я не хочу, чтобы вы уходили, — сказала она.

— Вы хотите взять меня в свой зоопарк?

— Да.

— Но дело в том, что я человек.

— Вы неиспорченный. Вы не такой, как они. В душе у вас еще полно сомнений. А они пропащие, ожесточенные. Вы тоже пропащий, но еще не успели ожесточиться. Вас лишь надо найти.

— Но я могу оказаться слишком старым, чтобы меня… любили, как остальных обитателей вашего зоопарка.

— Я… не знаю… Вы мне очень нравитесь. Может, останетесь? Мы постарались бы вас найти.

На следующую ночь я опять не смог уснуть. Я дошел по коридору до перегородки из бус и заглянул. На сей раз Кэрол поставила посреди комнаты большой стол. Стол был дубовый, почти черный, с крепкими ножками. Кэрол была распростерта на столе, ягодицы на самом краю, ноги раздвинуты, пальцы ног едва касались пола. Одна рука прикрывала пизду, потом соскользнула. Когда рука соскользнула, все ее тело, казалось, залил ярко-розовый свет; кровь прилила к коже и дочиста все отмыла. Остаток розового цвета задержался на мгновение под самым подбородком и вокруг шеи, потом он исчез, и ее пизда слегка раскрылась.

Тигр неторопливо ходил кругами вокруг стола. Потом он закружил быстрее, быстрее, замахал хвостом. Кэрол негромко застонала. Когда она застонала, тигр находился прямо у ее ног. Он остановился. Поднялся. Он положил лапы на стол, и голова Кэрол оказалась между ними. Пенис удлинился; он был гигантским. Пенис начал тыкаться ей в пизду, отыскивая вход. Кэрол положила руку на тигриный пенис, пытаясь ввести его внутрь. Оба подергивались на пороге невыносимой, страстной агонии. Потом часть пениса вошла. Тигр вдруг резко дернул задними лапами; вошла оставшаяся часть… Кэрол пронзительно закричала. Потом, когда тигр начал движение, она обхватила его шею руками. Я повернулся и пошел к себе в комнату.

На другой день мы завтракали во дворе, вместе с животными. Своего рода пикник. Когда я набил рот картофельным салатом, мимо прошествовали рысь и черно-бурая лисица. Я испытывал совершенно новую, незнакомую полноту ощущений. Власти округа вынудили Кэрол соорудить высокую проволочную ограду, и все-таки животные еще могли побродить по просторной нераспаханной целине. Мы доели, Кэрол растянулась на траве и принялась смотреть в небеса. Боже мой, снова стать молодым!

Кэрол взглянула на меня:

— Иди сюда, старый тигр!

— Тигр?

— «Тигр, о тигр, светло горящий…» Когда ты умрешь, они тебя узнают, они увидят полосы.

Я растянулся рядом с Кэрол. Она повернулась на бок, положив голову мне на руку. Я посмотрел ей в лицо. Эти глаза вбирали в себя все небо, всю землю.

— Ты похож на Рэндолфа Скотта, разбавленного Хамфри Богартом, — сказала она.

Я рассмеялся.

— Забавная ты, — сказал я.

Мы неотрывно смотрели друг на друга. Я чувствовал, что готов утонуть в ее глазах.

Потом моя рука оказалась на ее губах, мы целовались, и я притянул ее к себе. Другой рукой я провел по ее волосам. Это был поцелуй любви, долгий поцелуй любви, и все-таки у меня держалась эрекция; ее тело двигалось по моему, двигалось, как змея. Мимо прошел страус. «Господи, — сказал я, — господи боже мой…» Мы снова поцеловались. Потом заговорила она: «Сукин ты сын! Ах ты, сукин сын, что ты со мной делаешь?» Кэрол взяла мою руку и сунула ее себе в синие джинсы. Я нащупал волосики ее пизды. Они были чуть влажными. Я принялся ее там потирать и поглаживать, потом мой палец вошел внутрь. Она меня страстно поцеловала. «Сукин ты сын! Сукин ты сын!» Потом она отодвинулась.

— Слишком быстро! Надо медленно, медленно…

Мы сели, она взяла мою руку в свою и стала гадать.

— Твоя линия жизни… — сказала она. — Ты пробыл на земле совсем мало. Вот смотри. Взгляни на свою ладонь. Видишь эту линию?

— Да.

— Это линия жизни. А теперь видишь мою? Я уже много раз была на земле.

Кэрол говорила серьезно, и я ей поверил. Невозможно было не верить Кэрол. Кэрол была всем, чему следовало верить. Тигр смотрел на нас с расстояния в двадцать ярдов. Легкий ветерок перебросил прядь ее рыжевато-каштановых волос со спины на плечо. Это было невыносимо. Я схватил ее, и мы снова поцеловались. Мы упали навзничь, потом она вырвалась.

— Тигр, сукин сын, я же сказала: медленно.

Мы еще немного поговорили. Потом она сказала:

— Видишь ли… Не знаю, как это выразить. Я часто вижу это во сне. Мир устал. Близок некий конец. Люди потеряли способность логически мыслить — люди-камни. Они устали от самих себя. Они молят о смерти, и их молитвы будут услышаны. Я… я… ну, да… я готовлю к жизни на том, что останется от земли, новое существо. Я чувствую, что где-то кто-то другой тоже готовит новое существо. Возможно, и в нескольких местах. Эти существа встретятся, расплодятся и выживут, понимаешь? Но чтобы уцелеть в той мельчайшей крупице жизни, которая остается, они должны сочетать в себе лучшие черты всех существ, включая человека… Мои сны, мои сны… Ты считаешь меня безумной?

Она взглянула на меня и рассмеялась.

— Ты считаешь меня Сумасшедшей Кэрол?

— Не знаю, — сказал я. — Это определить невозможно.

И опять я ночью не смог уснуть и пошел по коридору к передней комнате. Я посмотрел сквозь бусы. Кэрол была одна, распростертая на кушетке, неподалеку горела неяркая лампа. Кэрол была обнаженной и, казалось, спала. Я раздвинул бусы, вошел в комнату и уселся в кресло напротив нее. Свет лампы падал на верхнюю часть ее тела; остальное было в тени.

Раздевшись, я двинулся к ней. Я присел на краешек кушетки и посмотрел на нее. Она открыла глаза. Казалось, увидев меня, Кэрол ничуть не удивилась. Но в карем цвете ее глаз, хотя и густом, и прозрачном, не возникло, казалось, ни интонации, ни ударения, как будто я был не тем, что она знала по имени или поступкам, а чем-то иным — силой, никак со мною не связанной. Зато благосклонность была.