Владимир Марченко - Последний пожар

Принёс Василий самовар в квартиру на втором этаже. До пенсии он преподавал труды и черчение, Анна учила детей любить родину, понимать поэзию Маяковского и Есенина, которые очень хотели жить в прекрасной и справедливой стране, но решили уйти из жизни, разбив себе лица обо что-то, а потом один умудрился повесить себя на трубе отопления, пробив переносицу чем-то, спрятав этот предмет так надёжно, что никто не нашел его. А второй поэт, стреляя в сердце, зачем-то вывернул себе кисть руки так, что пуля уйдёт сверху вниз до почки. Невдомек следователям, что, может быть, кто-то с близкого расстояния выстрелил поэту в грудь, когда тот пытался встать с пола, сбитый с ног ударом коварным и неожиданным. Окажется любимая женщина агентом, следящим за его поведением и днём и ночью. Версии, предположения. Найдут правду когда-нибудь, как нашли два стихотворения, направлявшие следствия лишь на то, что будто бы не хотели молодые мужики жить. Если и не хотели, то почему?

Увидев самовар, Анна обрадовалась, засуетилась, определяя для него место на плите. «Думала, что пионеры наши отнесли в утильсырьё. Маленькой к вам прибегала попить чаю из диковинного чайника».

– Много воды утекло из этого крана.

– Растапливай, попьём чайку. Не прогрызли его мыши. Сколько же ему годков?

– Сто, а может и побольше, посмотрю на медали…

Самовар долго не хотел закипать. Дым уходил в топку печи. Пахло смолой и далёким детством. Были живы родители и дед с бабушкой сидели за столом, посматривая на детей и внуков. Забурлил, засвистел самовар, не потеряв своего назначения за последние годы бездействия. Пожилые люди смотрели на него, вспоминая ушедшее время. Возможно, недалёк и тот день, когда самовар останется один, а внуки его спокойно определят на покой.

Современные самовары не требуют хлопот. С ними проще. Молодые люди не станут им пользоваться. Они спешат решать проблемы. Какое им дело до старинного неудобного в быту прибора. Он тоже отжил своё. Кончилась его эпоха.

– Анна Петровна, вы хотели мне ультиматум выразить?

– Это так. Шутка. Выпачкалась? Что так рассматриваешь?

– Какая же ты удивительная. Лучше всех.

– Попробуй варенье.

– Напробовался. А ты такая же красивая, как тогда…

– В любви объясняешься?

– Да, Вшивая Кочка.

– Сдурел, старый ловелас. Скоро семьдесят, а всё туда же.

Самовар довольно зашумел, начал снова посвистывать.

– Только ты не умирай раньше меня.

– Не надейся, – дрожащим голосом проговорила Анна. Вдруг она сняла очки и рассмеялась не своим голосом. А принадлежал он той девушке, которая носила пуховую шаль, коричневые ботики и красное пальто. Василий завертел головой, пытаясь понять, куда делась седоголовая женщина. Ведь только что была за столом. Разрезала пирог с селёдкой. Рядом сидела девушка с васильковыми глазами и смотрела на него.

– Когда ты успел плешину заретушировать? Покрасился, старый пенёк. …Я – ничего. Подтяжек не делаю. Денег у тебя вечно нет.

Базаркин провёл рукой по своей голове. Чуть не вскрикнул. Густая шевелюра ощущалась под пальцами. Он опустил руку, посмотрел на кисть и поразился. Не его рука. Вскочил резво со стула. Так уже было.

…Она пришла за докладом какого-то съезда. Тогда впервые поцеловались. Самовар был свидетелем, как она закрыла глаза, как её руки легли ему на плечи.

– Ты какая-то не такая…

– И тебя не узнать. Кто ж нам станет теперь пенсию платить? А работу теперь не найдем. В школе сокращения. Как жить?

– Не плачь. Как-нибудь выкрутимся. Придёт почтальонка, скажем, что бабушка уехала с дедом помогать внукам.

…Проснулся дед Васька. Сидит в сарае на старом телевизоре перед грудой журналов и газет. Вот оно что – задремал. Старость – не в радость. Почистил самоварные бока и поплелся к себе на второй этаж. Вошел тихо, но Анна услышала.

– Давай свой ультиматум, некогда мне, пойду пескарей ловить.

– А помнишь, как познакомились? Самовар помог. Я тогда в библиотеке начинала работать, а ты приходил и молчал.

– А не ты к нам прибегала, когда в школе не училась?

– Нет. Не я, – рассмеялась она. Василий обнял её сухонькое тельце и поцеловал в синюшные старческие губы.

– Ты это что, старый дурень? Рехнулся на старости лет.

– Только ты живи дольше меня, Вшивая Кочка. Не хочу видеть тебя в ящичке. Ты всё еще такая красивая, что и слов нет.

– Сморщенная, как прошлогодний огурец. Нашел красавицу. Отвяжись.