Павел Вадимов - Лупетта

Перед выполнением процедуры режущую часть трепана стерилизуют кипячением и асептично фиксируют в гнезде рукоятки болтом. После пальпации зоны tuberositas iliaca posterior у больного и обработки биопсийного поля йодно-спиртовой смесью проводят подкожную и поднадкостничную инфильтрационную анестезию 2% раствором новокаина (или лидокаина) и глазным скальпелем делают прокол кожи (длиной 2—3 мм). Затем режущий конец трепана проводят через мягкие ткани до надкостницы и вращательно-поступательными движениями проводят трепан через надкостницу, наружный компактный слой и губчатое вещество (вхождение в него сопровождается ощущением «провала», иногда хрустом), достигая внутреннего компактного слоя. Потом трепан извлекают, режущую часть освобождают от зажима и извлекают из нее трепанат на предметное стекло легким выдавливанием с помощью эжектора, введенного со стороны режущего конца. Пинцетом делают отпечатки трепаната для цитологического исследования. Входное отверстие обрабатывают йодом и накладывают асептическую наклейку. Для профилактики кровоизлияния в мягкие ткани желательно прижать наклейку пальцем на 3—4 минуты или наложить груз. Больному рекомендуется 30—40 минут не ходить.

— Скажите пожалуйста, вам уже делали эту трепанбис... трепанбип... ну, эту процедуру, да? А это очень больно, терпеть хоть можно? — нервно облизывает губы сидящий передо мной в очереди новенький. Совсем новенький, еще не лысый.

В этот момент из камеры пыток раздается утробный вопль трепанированного пациента. Еще не лысый вздрагивает, покрывается потом и лезет в карман за носовым платком.

Спустя несколько минут дверь в процедурную медленно открывается, и появляется бледный как полотно Кирилл. Не обращая на нас внимания, он хватается за спинку стула и медленно оседает на кушетку, хрипло бормоча:

— Иже руки Своея горстию содержай концы, Иисусе Боже, Иже Отцу собезначальный, и Духу Святому совладычествуя всяко плотию, явился еси, недуги исцеляя, и страсти очистил еси, слепца просветил еси, и раслабленнаго словом Божественным совоставил еси, сего право ходяща сотворив и одр повелел еси на рамо взяти. Тем же вси с ним воспеваем и поем: щедрый Христе, даждь ми исцеление!

Еще не лысый утирает лоб платком, визгливо возмущаясь:

— Неужели они как следует обезболить не могут? Может, попросить под общим наркозом, а? Я ведь заплатить могу, у меня деньги есть.

Кирилл не унимается:

— Евангельскому верующе гласу, Твоего ищем обета, Христе: просите, рекл еси бо, и дастся вам. Тем ныне предстояще молим Тя, возстави со одра здрава лютым повержена недугом, да Тя с нами вкупе величает!

На словах «лютым повержена недугом» из-за двери доносится:

— Следующий!

Еще не лысый вскакивает, на негнущихся ногах приближается к двери, но прямо перед ней замирает и оборачивается ко мне:

— А можно я пропущу вас вперед? Ну пожалуйста... Не возражаете?

Я не возражаю.

... а самых отпетых еретиков грязных инстинктов, ищущих гармонию в абсолютном хаосе, выживших из ума менестрелей, поющих никчемные оды красивым кускам плоти, приказываю схватить и поместить в мою Камеру Пыток Любовью. Пусть они на собственной шкуре почувствуют, что испанский сапог, колесование и дыба — ничто по сравнению с мучениями, которые доставляет несчастным этот унизительный самообман. Доморощенные катуллы и петрарки, кропавшие на коленках свои жалкие стишки, пусть узнают они, что такое бесконечная боль, боль, которую нет сил терпеть, но и преодолеть которую невозможно. Все те, кто с детства мечтал о светлом и чистом чувстве, что, подобно розе, распускается в сердце при каждой встрече с суженой, пусть вопят что есть мочи в моей Камере Пыток Любовью, моля о пощаде.

Привяжите их к ведьминому колесу мучительных сомнений, посадите их на острый кол тягостных раздумий, наденьте на них утыканный шипами пояс беспочвенных страхов. И пусть они повторяют за вами, повторяют сотни, тысячи, миллионы раз: «Мясо не должно обожествлять мясо, мясо не должно верить в мясо, мясо не должно воспевать мясо. Оно может только хотеть, оно может только иметь, оно может только смердеть».

Пропустите их через все эти пытки, пока с их головы не выпадет последний волосок, пока они не подавятся собственным языком и не раздерут ногтями свою продавленную грудь, чтобы заткнуть, заткнуть этот лживый вибрирующий комочек, заставивший их воспевать случайные формы обманчивой майи.

Пытайте их беспощадно, пытайте до тех пор, пока с их глаз не спадет романтическая пелена, а зрачки не станут отражать лишь мертвую пустоту нашего бытия.

Только помните одно. Палачи со стажем предупреждают: если переусердствовать с пытками, жертва может начать испытывать наслаждение от самой невыносимой боли.

Вот кем бы я никогда не хотел оказаться, так это близким другом онкологического больного. При любом ином, более оптимистическом диагнозе все было бы куда проще. Накупил бананов-мандаринов, пивка или чего покрепче и — вперед. Когда там сегодня приемные часы? Ага, успеваем. Взял у бабки в гардеробе синий комок бахил, натянул их на грязные ботинки и, морщась от ударившего в нос запаха больничной стряпни, отправился на поиски нужной палаты. Мимо ковыляют манекены с небритой щетиной и желтой тоской в глазах, со следующей недели обязательно брошу курить и снова начну бегать по утрам.

Ага, это здесь. Постучав для приличия, заглянул в дверь, оторвав приболевшего друга в пузырящихся на коленях трениках от замусоленного кроссворда.

—Привет, симулянт, ну что, помирать собрался?

—Не дождетесь!

—На, это тебе, жри и поправляйся!

— Ну ты накупил, здесь же холодильника нет, все испортится...

— А ты сразу все схавай, чтоб не гнило, начинай прямо сейчас.

— Да погоди, успеется, ты лучше скажи, кроссворды новые притащил?

— Тьфу ты, блин, Ленка отложила в коридоре газеты, а я и забыл...

—Ну как всегда, а еще друг называется...

— Не злись, в следующий раз притараню. Давай рассказывай, долго тебя здесь коновалы пытать будут?

—Говорят, на следующей неделе выпишут.

—Так ведь это надо отметить!

—Взял?

—А ты как думаешь?

— Пошли тогда на черную лестницу, если рвачи увидят, такой пердеж поднимут... И куда опять тапки подевались, посмотри под кроватью, а то мне больно наклоняться...

— Ну, ты, блин, инвалид, я бы на месте коновалов тебя давно в расход отправил!

— Вот когда сам загремишь сюда после получки, я на тебя посмотрю!

—Типун тебе на язык!

— А-а-а, испугался, погоди, давай сюда, под лестницу, береги темечко...

— Ну, за твое здоровье!

— Нет, погоди, Посмотри, там никто не идет? Теперь можно... Э-э-х, хор-р-рошо пшла!