Павел Вадимов - Лупетта

А вот и я, да, все в порядке, кофе не остыл, совсем не крепкий, нет, больше не хочу, что это ты так запыхался, может, уже пойдем.

Одно из ярких детских воспоминаний связано у меня с отдыхом в Крыму. В маленьком домике у моря, который родители сняли на месяц, я впервые увидел старинную китайскую ширму, расписанную затейливыми рисунками. Казалось, она попала сюда прямо из сказки, и вслед за ней непременно должны явиться и другие сказочные герои. Даже море перестало привлекать меня, как раньше. Часами я играл с рассохшимся бамбуковым каркасом, прячась за выцветшим шелком от беспощадных корсаров, туземцев и свирепых зверей. Когда мы вернулись после отпуска домой, я долго рыдал, умоляя маму с папой купить в нашу комнату ширму, но они только смеялись над моей причудой. Но скажите, разве можно назвать причудой желание ребенка, пусть даже и дошкольника, иметь хоть какое-то личное пространство? Меньшую комнату нашей тесной хрущевки занимала бабушка, в то время как мы с родителями жили в «гостиной». В одном ее углу ютился старенький диван-книжка, примыкавший к платяному шкафу, а в другом скрипела полутораспальная родительская кровать. Несмотря на столь тесное соседство, родители ни разу не заставили заподозрить, что они ночью не только спят. А может, пуританка память скрыла от меня непонятное шебуршение в родительской половине по ночам? Так или иначе, я бы на их месте первым подумал о том, чтобы соорудить в нашей комнате если не ширму, то хотя бы перегородку, разделив ее на условную детскую и условную спальню... А вдруг они боялись, что если мой диван будет вне поля зрения, я задохнусь во сне или заболею лунатизмом и выйду погулять в окно...

Когда я подрос и насмотрелся романтических западных фильмов, ширма стала ассоциироваться уже с женской сексуальностью. Прелести раздевающейся французской кинодивы, еле различимые сквозь полупрозрачную ткань, стали едва ли не первым эротическим переживанием, испытанным мной в пубертатный период... В принципе, за ширмой и тогда скрывалась все та же несбыточная сказка, только герои стали несколько другими. Наверное, именно по этой причине много позже я так мечтал иметь не только спальню, но и ширму, чтобы моя любимая непременно раздевалась за ней, а я томительно следил за эротическим театром теней, давая волю своей фантазии.

Свидетелем третьего пришествия ширмы я стал уже в больнице. Благодаря злой насмешке судьбы, лишь сейчас она явилась ко мне не в мечтах, а в реальности. Но на этот раз ее каркас скрывает не романтические грезы юности, а отвратительный оскал смерти. Когда состояние смертельно больного пациента не оставляет уже никаких надежд, его койку загораживают трехстворчатой больничной ширмой. Как только санитары в очередной раз вносят в палату ширму, у потенциальных кандидатов на вынос невольно замирает сердце: только бы не ко мне, только бы не ко мне! Все мы живем туг на капельницах, всем нам врачи говорят, что надежда всегда есть, и поэтому никто не знает, кто скроется за этой перегородкой первым. Ширма безжалостно отсекает еще бодрящихся от опустивших руки, еще надеющихся от потерявших все шансы, еще живущих от почти не живых. Не правда ли, это более чем символично? Ведь если задуматься, смерть — всего лишь последняя сказка, для одних — страшная, для других — смешная, а для третьих — скучная до зевоты. Так давайте скорее раскрасим банальные декорации смерти, эти больничные ширмы, холсты которых давно плачут по кисти художника! Давайте распишем их всеми известными вариациями danse macabre, полотнами Босха, Гольбейна и Мунка, Гигера, Кубина и Климта, репродукциями всех живописцев, посвятивших свое творчество проделкам Косой! Да что я несу, к чему подражания, надо все сделать по-другому! Устроим лучше конкурс, настоящее состязание между современными художниками. Каждому конкурсанту будет выдана история болезни умирающего пациента, чтобы расписать, с учетом пожеланий клиента, Последнюю Ширму, которая отделит уходящего от мира живых. И вместо того чтобы в часы своего заката мозолить глазами мучнистую ткань, мы будем предаваться очарованию искусства, любуясь портретами, натюрмортами и пейзажами, написанными специально для нас. А потом, когда палата опустеет, надо будет непременно устроить Выставку Последних Ширм, где на табличках с именами художников и названиями полотен будут написаны даты смерти их заказчиков. Ну разве не замечательная идея? Дарю!

Отбойные молотки, повторяет Лупетта, наверное там отбойные молотки, нужно скорее закрыть форточку, это же просто невыносимо, такое ощущение, что за окном стрекочет противотанковый пулемет. Когда я был студентом первого курса, всю мужскую половину нашей группы бросили на ликвидацию аварии водопровода перед филиалом университета. На нас напялили оранжевые куртки, всучили отбойные молотки и показали, как правильно вскрывать асфальт. Оказалось, что трепанация дорожного полотна — довольно муторное дело, а может, мне просто не хватало физической силы, чтобы нарезать асфальтовые льдины по всем правилам. Как я ни старался, из-под моего инструмента выколупилось только несколько жалких черных огрызков, в то время как однокашники успешно вскрыли чуть ли не весь аварийный участок. После окончания дорожных работ у меня несколько дней дрожали руки, я даже не мог самостоятельно налить себе кофе, не говоря уже о том, чтобы успешно донести до чашки ложечку с сахаром, и еще, и еще я долго не мог избавиться от иллюзии непрерывной вибрации пола под ногами, вибрации настолько сильной, что от нее начинала кружиться голова, как и в ту секунду, когда я отпер дверь номера и погрузился вместе с Лупеттой в этот дребезжащий кошмар.

Грохот, который может свести с ума кого угодно, особенно в такую ночь, странно, что мы не слышали его раньше, по всей видимости окна выходят на другую сторону гостиницы, но кому же это на ночь глядя приспичило вскрывать под окнами асфальт, должно быть авария какая-то, а если здесь иностранцы, неужели они не пожалуются, от беспрерывного стрекота дребезжит и трясется все вокруг, мутный графин на столике перед кроватью, красный телефонный аппарат на прикроватной тумбочке; кажется, что и сама кровать на разболтанных ножках заходится в мелкой паркинсоновской дрожи, словно на ней замерли за мгновение до обоюдоострого оргазма невидимые любовники, точно кошки, плотно вжавшиеся друг в друга, изо всех сил пытающиеся продлить пронзительные секунды обратного отсчета и только дрожью, мелкой пупырчатой дрожью выдающие степень напряжения своих тел.

У каждого из нас есть любимая поза для сна. Я с детства привык спать на животе. Говорят, что это вредно. Я где-то читал, что по статистике 70% людей спят на левом или на правом боку, 25% — на спине и только один из двадцати — на животе. Этим мы, к слову, сильно отличаемся от зверушек, которые по преимуществу спят как раз на животе. Но теперь я не сплю, как зверушка. Катетер мешает.