Стюарт Дэвид - Налда говорила

– Буквально, – закричал я и удивил этим нас обоих. Но я был просто очень уставший и огорченный, и мне было так грустно, что она по-прежнему не верила мне. – Именно это она и имела в виду, – сказал я чуть тише, и когда взглянул на Мэри, она снова выглядела тревожной. И это тоже меня огорчило.

– Но, мистер Рейнеке, – сказала она, – разве вы не знаете, что это невозможно, чтобы брильянт до сих пор находился внутри вас? Разве вы этого не знаете?

И тогда я перестал ее убеждать, и мы просто посидели в тишине еще немного, пока не настало время нам обоим возвращаться к работе.

В последние несколько дней я снова стал есть так же, как раньше. И я думал о том, что отдал бы все на свете, лишь бы моя драгоценность появилась вовремя. Я думаю, что отдал бы даже сам брильянт, если бы это помогло. И все потому, что я ждал, что в один прекрасный день я больше не услышу, как Мэри говорит: «Но, мистер Рейнеке… разве вы не видите? Разве вы не знаете, что это не может быть в вас?»

Я смог бы улыбнуться и сказать: «Знаю».

И тогда ей будет приятно, потому что она будет думать, что наконец-то сумела меня убедить. Исчезнут ее беспокойные взгляды, и она будет счастлива и довольна. А тогда что бы я сделал – я бы медленно опустил руку в карман своей садовничьей куртки, а когда достал бы ее, то на ладони у меня была бы моя драгоценность, вся такая чистенькая. И я бы сказал: «Теперь это не во мне».

Тогда бы она узнала. И она никогда больше не говорила бы, что Налда говорила мне неправду.

И я придумал еще одну вещь, которая могла бы убедить ее во всем, после того, как она в тот день ушла, надо было сказать о том, как сильно у меня иногда болит живот. Так что когда она вечером вернулась, я рассказал ей все об этом и о том, как я прямо чувствую, что брильянт движется внутри меня. Но только это было напрасно. Она просто посмотрела на меня с жалостью, когда я закончил все это рассказывать. И это меня разозлило так, что я снова начал кричать. Я кричал, что я ей все время говорю правду, а она глупая и ничего не понимает. И потом я вроде как даже заплакал.

Но дело в том, что Мэри не стала кричать в ответ. Она выглядела так, будто собирается это сделать, будто была такая же злая и обиженная, как я. Но она просто помолчала какое-то время, а потом ее лицо снова стало обычным. Она вместо этого просто улыбнулась мне по-другому и сказала что-то вроде:

– Что ж, посмотрим, смогу ли я почувствовать это, мистер Рейнеке. Посмотрим.

Она стала протягивать ко мне руку и тут же отдергивала ее, будто собиралась меня пощекотать. И продолжала все время смеяться. Пока я тоже не рассмеялся чуть-чуть. И она стала гоняться за мной по комнате, а я отпрыгивал, а она говорила:

– Да ладно тебе. Давай попробуем.

Так мы и бегали по всей комнате. Но все-таки она меня догнала, коснулась меня рукой, и получилось так, что дотронулась до щитка. Она тут же остановилась.

– Что это было? – спросила она, как будто не совсем поняла, дотронулась она до чего-то или нет.

– Это просто мой щиток, – ответил я, и она тихо опустилась в мое кресло.

– Что еще за щиток? – спросила она, и я рассказал ей о том, что должен защищать себя и мою драгоценность от людей. А потом я ей рассказал еще о том, что бы сделали многие люди, если бы узнали, что у меня там, внутри, потому что они все такие. Большинство.

Она сидела ошарашенная какое-то время, но потом довольно быстро снова стала шутить и веселиться, да, довольно быстро. Потом стала спрашивать, можно ли ей посмотреть.

– Можно? – спрашивала она. – Ну пожалуйста.

И просто чтобы мы не спорили, я сказал:

– Ладно. – И попросил ее отвернуться ненадолго, пока я буду снимать рубашку и отстегивать ремешки на спине.

– Ну, уже готов? – спросила она, и когда я снова надел рубашку и положил мой щиток на стол, сказал, что все готово. И как только она увидела, что мой щиток лежит на столе, подошла к нему и взяла его за один из ремешков.

Сначала она села и положила его себе на ногу, так же, как я кладу его себе на живот, а он свесился. Потом она стала изучать прорези на каждом углу, через которые были пропущены ремешки, застегивать и потом расстегивать их.

Когда она перевернула щиток, она рассмеялась, когда увидела все картинки и слова, которые оставались на обратной стороне с тех еще пор, когда он был подносом.

– «Лучше синица в руках, чем журавль в небе», – прочитала она своим искусственным голосом, как будто изрекала какую-то мудрость. Потом: – «Никогда не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня». Чем это было до того, как ты его взял?

Но я сказал, что я не помню, а она стала показывать на картинки, а я подошел к ней, и мы стали смеяться над картинками вместе.

– Так чем это было раньше? – спросила Мэри, и когда я сказал ей, она спросила меня, с каких пор я его ношу.

– С тех пор, как исчезла Налда, – ответил я, и она меня спросила, неужели я ношу его не снимая. – Ты что, и спишь в нем? – спросила она и улыбнулась, а я кивнул. – Выходит, это первый раз, когда ты его снял?

Когда я снова кивнул, она рассмеялась злодейским смехом и сделала злое лицо – так, будто она притворилась, что хочет схватить меня и украсть мою драгоценность.

Я был рад, что мы наконец-то перестали спорить, пусть даже она просто пошутила про мою драгоценность. И пусть даже я совершенно точно знал, что она думает, будто ее там нет. Но угадайте, что она меня спросила потом, Мэри, сразу после этого. Она спросила меня, почему – в смысле, я так много раз убегал из стольких разных мест, иногда оставался на одном месте только для того, чтобы переночевать, почему тогда я до сих пор не сбежал, учитывая, сколько она уже всего про меня знает.

И я замер.

В какой-то миг я хотел ей сказать, что лишь потому, что она мне очень понравилась, я рискнул остаться, или что-то вроде этого. Но поскольку я молчал довольно долго, я рассказал о том, как я устал все время убегать из разных мест, быть все время один и быть не таким, как другие люди, что я решил в конце концов не беспокоиться о том, ограбит меня кто-нибудь или нет. И еще я сказал, как сильно мне иногда хочется, чтобы все уже закончилось. Вот это последнее мне не стоило, наверное, говорить, потому что когда я украдкой глянул на Мэри, она выглядела такой огорченной, что мне пришлось добавить:

– Но это лишь потому, что я не думаю, что ты расскажешь кому-то еще. Потому что я тебе больше доверяю…

А потом мне очень повезло, потому что я неожиданно придумал одну новую штуку, из-за того, что посмотрел на часы.

– Мы опоздали к Фрэнку и Элизабет, – воскликнул я, и Мэри тоже посмотрела на часы.

– Совершенно точно, – сказала она, – я и не знала, что уже так поздно.

А потом медленно, все еще держа в руке мой щиток, встала с кресла и сказала, что ей пора.