Дмитрий Добродеев - Возвращение в Союз

Как оказалось — в неравном бою с японским хищником я был оставлен на берегу — стеречь консервы и прочий боеприпас. Бой завершился победой «наших». Теперь команда получила новое задание — идти на Кунашир, чтоб первым краснозвездным экипажем там водрузить советский флаг.

На палубе возник товарищ каперанг Антошкин. Он посуровел, отдал приказ: «Команда, по местам! Курс — зюд-зюд-ост!» — Торпедный катер «Верный» взревел и, вспенивая воду, пошел к родным японским берегам. Держись, япона мать!

В пути. Покорный ваш, вернее, мичман Забияка, ведет журнал: «Матрос Присядько охренел. Не хочет к косоглазому японцу. Матрос Кунаев поймал на леску морского ежа и нарушает работу экипажа. А юнга Спицын рукоблудит в кубрике…»

— могучая рука Антошкина легла на мою шею: «Потом допишешь, Забияка, пойдем поговорим!»

Мы оба — в рубке капитана. Товарищ Антошкин не в себе. Он говорит: «Не знаю, что происходит. Периодически теряю чувство веры. Плохое, очень плохое предчувствие. Мне кажется

— что не увижу никогда Курильский архипелаг — родную будущую землю».

— Да что ж вы так расклеились, товарищ капитан? Щас, мигом разберемся! — тащу его на мостик, настраиваю морской бинокль, передаю ему. Тот покрутил, провел по горизонту и вскрикнул от радости: «Увидел, бляха-муха, увидел!»

Действительно, по курсу — Курильская гряда. На небе — ни облачка. Отчетливо видны три острова: вот Итуруп, вот Кунашир, вот Шикотан. Омыты теплыми курильскими пассатами, стоят они на подступах к Японии. Отныне — это русская земля!

Шепчу: «Япона мать, держись! Я, мичман Забияка, иду разведывать твои укромные места»…

…Сентябрь 45-го. Я, сталинский орел, стою на мостике, упершись крепкими ногами в палубу. Тельняшка облегает мое литое тело: «Держись, япона мать!» Торпедный катер «Верный» неудержимо движется к архипелагу. Что там, на грозных скалах?

Вода прозрачна и видно на десятки метров вниз. Сельдь иваси, блистая серебром, чуть шевеля хвостами, уходит косяками в темные глубины Курильской впадины. Торпедный катер «Верный» на полуоборотах идет на юг, прощупать оборону самураев. Ребята в приподнятом: еще одна война победно близится к концу. За Родину, за Ста…

Внезапно в синем небе возникает точка. Что это, беркут, чайка? На птицу не похоже… Она растет и ширится, меняя очертанья на лету. И что не совсем приятно, идет на нас.

У точки вырастают крылья, фюзеляж и боковое оперенье: в кабине летчика — угрюмый ефрейтор Марухито, он злобно ухмыляется. Я понял: железный хищник ВВС Японии идет нас уничтожить. Он хочет силой воли изменить историю.

— Полундра, камикадзе! — но было поздно: машина выросла до неземных размеров и врезалась в надстройку «Верного». Взметнулось пламя, ухнули боеприпасы, на воздух взлетели рубка, якорь, пулемет и капитан Антошкин. Матросы как горох попрыгали за борт. Я тоже разбежался к бортику, но отлетевшей поручней меня огрело по башке. Я вырубился, но быстро пришел в себя и, набирая скорость, поплыл, уверенно пронизывая толщу вод.

Сомкнулись воды. Торпедоносец «Верный» ушел на дно. Десятка два матросов еще барахтались, пытаясь вплавь достигнуть Шикотана. Тогда я появился вновь. Чтоб завершить се действо.

Пощелкивая белыми зубами, пронесся я по кругу, взрезая плавником поверхность вод. Среди матросов раздался ропот. Он перешел в надрывный крик: «Ребята, акула!» И началось.

Они ныряли, отбивались, крыли матом, пока, ведомый своим радаром, не торопясь, щелк-щелк, я чикала честной народ. Чего там было покусано, чего проглочено и сколько на куски разорвано — известно лишь Нептуну, однако и его задание исполнил: очистил южнокурильскую гряду от пришлых элементов. На розовых волнах болтались бескозырки, спасательные пояса да щепка с потрохами.

Последнее, чем я решила закусить, был черный круглый с рожками, болтавшийся неподалеку. Я с ходу его хапнула, сомкнула челюсти. Раздался взрыв. Мои холодные глаза повисли ниточками и медленно пошли на дно.

Мои глаза пронизывали глубины вод: вот здесь, у морского дна, вздымались мутные тучи планктона, закручивались стайки розовых макрелей, возникали и пропадали бесследно морские ежи… висящими акульими глазами следил за всем, что попадало в фокус зрения — здесь, в Кунаширской впадине, меж островами Сахалином, Кунаширом и Хоккайдо.

Мое задание — найти. Во что бы то ни стало. Вещественные доказательства с корейского. Который был сбит над этой акваторией недавно — поди ж ты, в октябре 83-го. Тяжелая работа!

— А ну, попробуем-ка щупом! — из батискафа вылезла железная клешня и разрыхлила ил. Пошарив, подцепила предмет, похожий на дамску-сумочку. В нем — пачка дешевой корейской жвачки, морской конек и проездной билет Сеул-Кванджу. Неторопливо пометил в бортовом журнале: «Сегодня, 25.10-го, без устали ведем работы по поиску объекта 00-140. Пока что нашли предмет, похожий на ридикюль. Килда рулю, заканчиваем поиск…»

Малышка-батискаф идет на всплытие. Редеет толща вод, активно пузырится морска-вода, и вот мы на этой самой акватории. Нас поднимают лебедкой на миноносец «Забияка», отвинчивают люк. Я вылезаю, беру под козырек и падаю без чувств. Меня несут в кают-компанию. Там, влив мензурку спирта, видят: я розовею и бормочу какую-то фигню — про души и тела корейских пассажиров. Суровый представитель Генштаба — Кердышкин — бьет по мордасам, чтобы я оклемался, и говорит: «Товарищ Левушкин, окститесь, получено задание. Махнуть рукой на ридикюль корейской одинокой девушки, погибшей при неизвестных обстоятельствах, и водрузить флажок на Пике коммунизма. Все поняли?» — Так точно!

Меня берут под мышки, волочат в боковой отсек, напяливают комбинезон полярника и в руку — суют флажок. Затем выводят под белы-руки. Я вижу: на глади вод покачивается гидросамолет «Калинин», последнее дитя КБ Ильюшина. Спускают на надувной, и я, гребя лопаткой, сам подплываю, залезаю в гидросамолет. Пилот Моторный приветствует меня.

Разгон шел долго — целых полчаса. Уже врезались носом в дебаркадер находкинского порта, когда вдруг оторвались и, качнув крылом, мы взяли курс на Северный на Полюс. Последовал: полет над Уссурийским краем, над морем над Охотским, и дале — над Чукоткой. Оленеводы, чукчи, камчадалы — бросали унты и шапки в воздух, едва завидев гидросамолет.

Полет шел на высоте 5 тысяч метров. Пилот Моторный держал штурвал стальными лапами. Я сзади — рассчитывал кратчайший курс. Морозный воздух сковывал дыханье, и корпус покрылся ледяным налетом. Однако летели до упора, ведь это — задание правительства СССР и лично маршала Буденного. И, наконец, достигли искомой на карте точки.

Отважный гидросамолет, махнув крылом, пронесся над снежной гладью. Ни горки, ни тороса, ни бугорка. Нам негде водрузить, вернее, некуда воткнуть сей алый стяг СССР. Лицо Моторного мрачнело: он знал, что ежели не щас, то до захода солнца не успеем. Тогда, считай, кранты, задание правительства и партии не будет выполнено. Ведь завтра — 7 ноября 36-го. Победный рапорт должен быть хоть лопни!