Владимир Орлов - Лягушки

Такие вот случались в истории дирижабля завитки и выверты!

Ковригин ходил по квартире в волнении. Руки потирал. То и дело его подмывало рассмеяться.

"Ну, Петенька! Ну, Дувакин! — думал. — Я для тебя и для твоих заказчиков поэму напишу! С тайнами и ужасами Хичкока! Слёзы умиления потекут из ваших глаз!"

Собрался было позвонить Дувакину и доложить ему о согласии исполнить заказ. Но одумался. Спешка (или даже готовность к ней) была недопустима. Следовало создать видимость неторопливой серьезной работы с занудствами сидений в архивах и библиотеках. Да и издателя Дувакина, озабоченного играми с состоятельными людьми, стоило подразнить. Заставить понервничать даже. Может, гонорар Петенька выбьет ему пожирнее…

Тотчас же Ковригину стало стыдно. Петю-то зачем обижать или даже использовать в своих корыстях и развлечениях? Он, Ковригин, и так розыгрышем, увлекшим его, может подставить Дувакина под удар, в особенности, если у заказчиков его нет чувства юмора. Или им вообще сейчас не до смеха…

И ему ли, Ковригину, теперь развлекаться, да ещё и в надежде получить за свои развлечения гонорар пожирнее? Дела требовали отмены развлечений. Начинать их надо было с возобновления отношений с сестрицей Антониной, но как подступиться к ней, Ковригин не знал. Как будто проще всего было бы явиться к ней домой, обнять её и попросить прощения. Но она могла и дверь ему не открыть. Степень её нынешней обиды была Ковригину неизвестна. Хоть отправляй ей письменное послание с жалкостями оправданий. Мол, погорячился по глупости, делай всё, что считаешь необходимым для себя и для детишек, я же буду вашим помощником. Но тут же приходила на ум дизайнерша Ирина, способная всех порвать, а выяснять все тонкости их с Антониной отношений, Ковригин не желал. И сам не был пока готов рассказать о своих синежтурских и московских приключениях (или злоключениях), сестра несомненно пожелала бы разъяснить ей случай с прибывшей в Москву невестой Ковригина и её беременностью. Кто бы ему самому разъяснил этот случай. Так и сидел Ковригин в раздумьях. Встал, сходил на кухню, хотел отвлечь себя приготовлением борща, но понял, что пять часов кулинарского творчества на кухне не выдержит, да и свёкла в холодильнике сыскалась плохая, обошёлся бутербродами и банкой светлой "Балтики". Что-то ещё случилось на платформе "Речник", принялся вспоминать. Да ничего особенного не случилось. Ну, если только повстречался прежний перронный собеседник, предприниматель Макар, на этот раз с ведром виноградных улиток. Говорил, что на улитки есть спрос: и гурманы-индивиды берут, и закупщики из ресторанов тоже. Прошлая его затея, с разведением сначала страусов, а потом и кенгурей, доходов не принесла. И до вкуса деликатесов из них, и тем более до цен на них народ не дорос, и китайцы всюду прут, но с устройством сафари под Дмитровой что-то не спешат.

— А улитки нынче в моде! — победителем произнёс Макар и чуть ли не с нежностью добавил: — И надоумила заняться ими она…

— Кто она? — спросил Ковригин.

— Как — кто она? — удивился Макар. — Я же рассказывал в прошлый раз. Хозяйка ресторана при дирижабле, который загорелся, подпрыгнул и развалился в воздухе…

— Вы сами видели?

— Что значит — сам! — рассердился Макар и ведро с улитками опустил на асфальт перрона. — Я всё делаю сам! И ем сам! И вижу сам! Конечно, возможны оптические иллюзии, согласен с вами. Но тут был треск, гром, землю трясло и пахло…

— Серой? — поспешил Ковригин.

— Почему серой? Креветками. Варёными. С укропом, — сказал Макар. — Но разве могут креветки сравниться с виноградными улитками? Я как раз улитки подвозил… И вот опоздал…

Печаль была в глазах предпринимателя Макара. И даже не печаль, а тоска вековечная.

— И больше вы её не видели? — осторожно спросил Ковригин.

— Нет, более не видел, — тихо сказал Макар. И тут же будто спохватился: — Откуда же она теперь может взяться? Ты что, мужик? Если бы она тут хозяйничала, я бы уже на ахалтекинца накопил для верховых прогулок.

— Но вон там что-то обнесено забором, — сказал Ковригин.

— Не знаю. Не ведаю, — быстро сказал поставщик виноградных улиток. — А ты из-за неё, что ли, мужик, сюда мотаешься из Москвы? Сведения, что ли, какие собираешь?

— Мобильный искал на берегу, — угрюмо сказал Ковригин. — В прошлый раз обронил.

— Ну да, — кивнул Макар. — Дырка в кармане… Известное дело. Ну и как, нашел?

— Нет, — сказал Ковригин. Разговор начал его раздражать.

— Ещё бы! — рассмеялся Макар. — Узкопрудненские бабы глазастые. Они там шампиньоны собирают.

При этих его словах на западе, за насыпью полосы отчуждения, стало возноситься к небу нечто тёмно-серое, меняющее формы, отчего-то вызвавшее у Ковригина мысли о пороховнице Хмелевых. Вознеслось и пропало. По понятиям Ковригина там и пыхтел в усердиях дирижабельный завод.

— Дядя, а ты часом не шпион? — обрадовался Макар. — И вовсе не она и не виноградные улитки тебя интересуют! Промышленный шпионаж нынче в почёте. И в цене! Записка твоя о сведениях у меня хранится. Сведения-то у меня есть, но ты мне за них ничего не предложил. Подумай. Кино про ментов под фонарями посмотри… И приезжай ещё раз за мобильным. Может, и отыщем.

К радости Ковригина, с севера, от Лобни, прикатила электричка, и Ковригин впрыгнул в спешивший в столицу вагон.

А Макар с ведром виноградных улиток остался на платформе "Речник".

Поначалу последние слова бизнесмена Макара Ковригина позабавили. И в Среднем Синежтуре, городе обозостроителей, кому-то по привычке или отрыжкой старых служебных манер могли прийти в голову соображения о нём как о промышленном шпионе, засланном с заданием раздобыть секрет пятого колеса в здешних телегах. Юльке Блинову, например. Ковригин посмеялся про себя. Но потом призадумался. Впрочем, ненадолго.

Всерьез же его озадачило вот какое обстоятельство.

Фермер с рискованными затеями Макар ни разу не назвал имени своей благодетельницы. А в прошлый раз называл. Теперь же — всё "она" и "она". И никак иначе. При этом глаза его то светились, то передавали ощущения страха или тяготы знания некоей тайны, от которой он непрочь был бы избавиться.

Во дворе дома в Богословском переулке Ковригин углядел свою "семёрку". Привратница Роза машину не видела и тем более не знала, откуда она здесь очутилась. Может, и с почтой доставили.

— Синяя, что ли? — спросила она. — Нет, не видела. Не знаю. Я за двор не в ответе.

Дома Ковригина, едва успевшего повесить куртку в прихожей, призвал к разговору телефон в столовой. Звонил архитектор Алексей Прохоров, отец двух мальчишек Антонины. А о нём Ковригин в последние дни думал редко.

— Александр, — сухо сказал Прохоров, — это я, Алексей, бывший муж… По просьбе Антонины я поставил твою "семёрку" у тебя во дворе. Так что не удивляйся её явлению. Кстати, она в хорошем состоянии.