Жан-Мари Леклезио - Танец голода

Полина: Балтика, какой ужас! (С маврикийским акцентом) Вероятно, это даже хуже вашей Бретани. (Смех)

Александр: Разумеется, Рюген не Ницца. Моя сестра клянется только Ривьерой [11] Побережье Средиземного моря от французских Канн до итальянского города Специя. . Милу: Ничего, подождите, скоро фюрер будет отправлять своих рабочих отдыхать в Ницце! Шемен: А пока он использует в своих выступлениях выражения, которые Блюм никогда не отважится употребить: он говорит со своими избирателями о прогрессе, об уважении к труду… Только представьте себе такого политика у нас! Генеральша: Да что вы! Наш просто призывает их работать меньше, чтобы платить им больше! Покупает их голоса, оплачивая отпуска и отправляя к морю!

Шемен: Он решается говорить о том, чего всегда боялись большевики и социалисты: профессиональный рабочий постоянно думает, тогда как служащий банка трудится машинально. Генеральша: И вы, банковский служащий, тоже так считаете?

Шемен: В конце концов, стоит забыть про личные интересы, смотреть дальше, видеть на расстоянии! К чему отрицать правду? Составлять цифры в строчки и столбцы ерунда по сравнению с тем, что делает автомеханик или краснодеревщик.

Александр: Шемен — социалист, мы все слышали!

Шемен: Не говорите так. Вы прекрасно знаете, я ненавижу ложь социалистов и преступления большевиков в России. Но, как пишет Боннар, надо придумать новый путь, почитайте! Полина: Новый путь! И вы в это верите? Ваш Гитлер — простите меня, конечно, — обыкновенный хитрец, говорящий то, что от него хотят услышать, но все это не более чем слова. Представьте себе страну, где рабочие командуют начальством. Даже в России такого никогда не было. Посмотрите на Сталина!

Александр: Тсс! Мы опять вернулись к разговорам о политике!

Талон: А пока что Германия чувствует себя лучше, чем Франция, она восстанавливается. Генеральша: Не удивительно, они же не стали выплачивать контрибуцию — еще один подарок наших социалистов! — Вы неисправимы!

Жюстина: Говорят, в Германии недавно вывели новый сорт роз — совершенно белых.

— Вы меня насмешили, моя дорогая! ( Генеральша ) Они украли наши в четырнадцатом году, вы-то этого не знаете, наш сорт «лионское чудо», и назвали его Frau Drouski или Drouchi, не помню точно. Они вообще копируют у нас всё подряд: «мальмезон», «золотое солнце», а потом дают им свои названия, похожие на кашель, их и произнести-то никто не может! Александр: Хватит! Вы даже розы заставите воевать!

Полина: Алекс, ну не будь таким наивным! Ты же отлично знаешь, нет ничего случайного, ничто и никто никогда не может быть ни при чем, даже флористы! Все это больше похоже на махинации, чем на простое цветоводство, тебе не кажется? Александр: Тогда вот мое решение: продолжим разговор о розах!

Всегда один и тот же шум. Слова, смех, позвякивание ложечек о чашки с мокко. Сидя в глубине гостиной, Этель одного за другим разглядывала гостей — теперь ее одолевает любопытство, хотя раньше, слыша эти голоса, она впадала в легкое оцепенение: певучий маврикийский акцент, казалось придающий шарм самым резким словам, негромкие возгласы, знаменитое «Айо!» тетушек, окруженных клубами табачного дыма (они курили сигареты со светлым табаком: Жюстине запретили находиться рядом с теми, кто курит черный, — она начинала кашлять). Теперь же Этель охватывала тоска и гнев, она вставала и уходила на кухню, где Ида мыла посуду; Этель помогала ей вытирать и расставлять тарелки. Однажды Жюстина сделала дочери замечание: «Ты же знаешь, отец любит, когда ты сидишь там, он все время ищет тебя глазами». Этель ответила зло: «Разумеется, я должна слушать всю эту болтовню, смотреть эту дешевую пьесу. Наверное, так же трепались в салоне пассажиры „Титаника", когда он тонул!»

Пока их собственный семейный корабль медленно шел ко дну, Этель то и дело вспоминались обрывки фраз, услышанных в гостиной, абсурдные, бесполезные замечания, язвительность, всегда сопровождающая подобные словоизлияния, — каждое воскресенье, в одно и то же время; банальность происходящего превращалась в яд, постепенно отравляющий всё вокруг; его было видно на лицах, в душах и даже на обоях.

Она по-прежнему отмечала всё в дневнике, но если раньше это были остроты, меткие слова, поэтические выражения, произнесенные Александром, и причудливый юмор маврикийских тетушек, то сейчас страницы заполнялись наговорами, глупыми шутками, неудачными каламбурами, ненавистными образами:

«Лютер, Руссо, Кант, Фихте — четыре какангелиста».

«Семьи евреев и протестантов, страна чужаков, инородцев, масонский мир». «Семитская лепра».

«Еврей — космополит, банкир, эксплуатирует честного француза».

«Каббала, царство Сатаны» (Гугенот де Муссо [12] Французский писатель, автор книги «Евреи, иудаизм и оевреивание христианских народов» (1864). Здесь и далее цитируются французские и немецкие публицисты — идеологи антисемитизма. , поддержанный Его Святейшеством папой Пием IX).

«Еврей контрпродуктивен» (Прудон).

«Еврей отличается от нас: у него нос крючком, квадратные ногти, плоские ступни, одна рука короче другой» (Дрюмон). «От него воняет».

«У него естественный иммунитет против болезней, которые для нас смертельны». «Его мозг устроен иначе, нежели наш». «Для еврея Франция — страна пожизненной ренты. Он думает только о деньгах, его рай здесь, на земле» (Моррас).

«Евреи прочно связаны с хиромантией и колдовством».

«Наши самые знаменитые политики носят имена Жан Зай, иначе Исайя Эзекиель [13] Министр национального образования в Первом правительстве Блюма (см. также примеч., с. 73). , и Леон Блюм, иначе Карфункельштейн». «Членов редакции „Юманите" зовут Блюм, Розенфельд, Герман, Мок, Жиромски, Вейль-Рейналь, Коэн Адриа, Гольдшильд, Модиано, Оппенгейм, Хиршовиц, Шварцентрубер (вот вам!), Имре Дьомай, Хауссер».

«Англичане в большей степени варвары, чем немцы! Посмотрите, что они сделали с Ирландией».

«Олье Мордрель сказал: „Довольно уже негрифицировать Бретань!"».

«В Нюрнберге Гитлер заявил: „У Франции и Германии больше поводов любить друг друга, чем ненавидеть"».

«Он предупредил виновных: „Мы ничего не забудем ни евреям, ни большевикам"». «Моррас написал в „Аллее философов": „Семитский гений с библейских времен угас. Сегодня Республика — это пребывающая в состоянии хаоса страна, в которой торжествуют четыре социальные группы: евреи, масоны, протестанты и чужаки"».

«Юлиус Штрайхер заявил в Нюрнберге: „Единственный выход — физическое устранение евреев"».

Вслед за волнами жестокости наступало временное спокойствие, как будто болезнь пошла на спад, оставив только боль и стыдливое изнеможение, и даже усилия тетушек, старавшихся как-то разрядить обстановку, помогали плохо. Иногда разговор заходил о моде, автомобилях, о спорте или кино.