Юрий Андреев - Республика самбо

И в самом деле, разве не об этом говорит история развития форм жизни, нервного аппарата, науки, история развития производительных сил и общества, развитие каждого индивидуального характера и т. д.?

Нет, это не закон перехода количества в качество, это нечто от него отличное. Я думаю, что невозможно правильное перспективное планирование народного хозяйства без учета этого закона; я думаю, что настоящий педагог не может не руководствоваться, хотя бы и стихийно, знанием того, что рост личности идет не пологим холмиком, а крутой горкой; я думаю даже, что геологи и астрофизики график развития своих объектов неизбежно должны строить в виде крутой гиперболы и т. д.

Я мало знаю? Да. Я молокосос? Да. Я всего лишь студент? Да. Да. Да. («Подучитесь, молодой человек! Не будьте столь самоуверенны, молодой человек!») Но дело в том, что Чернышевский, Энгельс, Маркс — черт побери! — тоже в свое время были молоды. Однако они дерзали — и как они были правы!

Как хорошо, что я молод! Как много я смогу еще сделать!

Это письмо я пишу тебе уже на общежитие. Сердце замирает от радости: может быть, мы увидимся даже раньше, чем ты получишь эту цидульку.

КККЦТ! А».

И вот наступил торжественный день — день экзамена! Каков бы ни был экзамен, душа не может не волноваться, а тут вдобавок эта история с Глебом… Судный день, одним словом! С утра встали пораньше, кое-как позавтракали и принялись повторять записи. Сначала разбрелись по разным закуткам — кто куда, сидели, шептали, глядя неподвижными глазами в бесконечность, или вскакивали и проводили броски на воображаемом противнике. Затем собрались на ковре и быстро, только намечая, повторили все по разделам. От мостков раздались шаги. Идут! И сердца забились еще тревожней. На поляну вышел Глеб, за ним улыбающийся Лева Пальчук из комитета комсомола и Сергей Валентинович Мажеровский, заведующий отделением тяжелой атлетики спорткафедры университета. Его глаза испытующе присматривались ко всему, скрытые сверкающими стеклами очков в тонкой золотой оправе.

— Привет, орлы! — крикнул Лева.

Он хотел продолжить разговор, но Глеб оборвал его:

— Нут-ка, живей стол сюда! Приготовьте халаты, макеты оружия.

Вывороченный камень укрыли дерном, перед ним поставили стол, за который уселась комиссия. Глеб веером разложил билеты. Самбисты выстроились, Антон отрапортовал Мажеровскому о готовности группы сдавать экзамен.

— Ну, подходите, — пригласил тот.

С усмешкой, стараясь казаться равнодушными, самбисты тянули билеты. Корженевич велел рассесться поодаль друг от друга, дал двадцать минут на обдумывание. Билеты оказались чрезвычайно сложными, из трех разделов, а внутри каждого раздела по нескольку вопросов, но — билет в руках, и кончилось волнение. Минут через десять Антон поднялся и попросил разрешения отвечать.

— Давай, давай! — оживился Лева. — Выкладывай!

Глеб опустил голову, но Антон успел поймать его неприкрыто враждебный взгляд. Методично и немногословно он изложил теоретический раздел. Сергей Валентинович, не торопясь, благожелательно задал несколько дополнительных вопросов. Антон отвечал без задержки.

— Молодец! — донесся громкий шепот сзади.

— Н-да, подзубрил прилично, — процедил сквозь зубы Глеб. — Давай дальше. Что там у тебя? Ладно, ладненько. Пильщиков, иди сюда!

Женька подошел.

— Вот это будет твой партнер. Только вот что: давайте быстренько смените друг у друга билеты. Надо уметь работать, как говорится, с листа, елы-палы. Вы не возражаете, Сергей Валентинович?

— Собственно, ты тут хозяин, делай, как считаешь правильным.

Антон посмотрел на Женькины вопросы: комбинации, оканчивающиеся подсечкой; мельница с колена; уход из удержания поперек.

— Ну, что ж ты стоишь? — подстегнул Глеб. — Действуй, будущий тренер! Пильщиков! Без подсказок!

Самым большим был первый вопрос. Антон подумал, назвал: передняя подсечка от зацепа стопой — и выполнил.

— Хорошо. Дальше.

Он назвал и выполнил еще три комбинации.

— Так, ясненько, — сказал Глеб. — Можно, конечно, и лучше. Ты все нам показывал двухтемповые комбинации. Что ты знаешь трехтемповое, чтобы передняя подсечка была третьим движением?

— Вот взъелся! — раздалось сзади.

Антон быстро провел комбинацию, но не удержался на ногах и упал на Женьку.

— Ну что ж. Топорненько, топорненько. Это, друг мой, не какую-нибудь там философию по брошюркам сдавать, — заметил Глеб. — Дальше отвечай по своему билету.

Антон смерил его взглядом, резкое выражение готово было сорваться у него с языка, но, увидав удивленно поднятые брови Пальчука, взял билет и продолжал отвечать.

— Вопрос ясен, я думаю? — обратился Глеб к членам комиссии. — Я думаю, поставим… — Он написал какую-то цифру, и члены комиссии согласно кивнули головами.

Женька говорил горячо, но несколько сбивчиво. Глеб задал ему еще несколько дополнительных вопросов и даже вышел из-за стола, взял его на удержание и предложил уйти. Сколько тот ни бился и как ни ухищрялся, Глеб оставался наверху. Женька вернулся на место разозленный до крайности.

— Специально хочет нас срезать, гад! — возмущался он. — Ну, я это ему припомню!

— Нашему теляти да волка бы сожрати, — прокомментировал Сергей.

Остальных Корженевич спрашивал мягче, и экзамен окончился через полтора часа.

— Нельзя сказать, чтобы вы не старались, — сказал Глеб в заключение. — Но, вообще-то говоря, не все достаточно усвоено. Подсечку, к слову сказать, ни один из вас правильно не сумел сделать, а уж я ли не вдалбливал ее раз двадцать всем и каждому.

— Интересно, — удивился Пальчук, — что же нам тут показывали, сплошную липу? В поддавки играли? А я думал, броски были честными.

Антон злобно фыркнул носом и вышел на ковер.

— А ну-ка, Лева, иди сюда! Упрись покрепче!

— Ну-ну, давай, давай! — Пальчук надел халатик, вытер ноги на краю и вышел в центр.

Антон подошел к нему, тот уперся изо всех сил, мышцы его закаменели. Жгутов на мгновение совершенно расслабился, сосредоточился — молниеносный рывок! Пальчук взлетел в воздух чуть не до уровня плеч, перевернулся и спиной шлепнулся о ковер. Антон не особенно стремился его подстраховать… С кряхтением поднимаясь и ощупывая поясницу, Лева покачал головой.

— Нашел, на ком силу показывать, экий дуболом! Все равно, если бы я с ребенком сладил.

— А ну, давай я, — сказал Кирилл. — Я-то полегче тебя.

Пальчук протянул. ему руки уже без всякого энтузиазма, хотя Инылькан был ниже его почти на полголовы. Кирилл провел бросок с двойным рывком, и Лева после падения остался лежать неподвижно, затем с трудом перевернулся на четвереньки, и Кирилл великодушно поднял его на ноги.