Индия Найт - Моя жизнь на тарелке

Понятия не имею, как это вышло, но догадываюсь, что отчасти дело в бюсте. Обладательницы солидного бюста знают, что эта выдающаяся часть так и норовит выставиться: плывет наподобие подноса впереди всего остального и услужливо ловит все, что пролетает мимо рта: хлебные крошки, кусочки мяса, капли кетчупа и майонеза… если очень повезет, то и голову креветки. Среди женского населения семьи я самая грудастая, остальным повезло больше. Ни у мамы, ни у сестриц нет никаких шансов обнаружить в декольте лупоглазую голову креветки.

Ладони сами собой нервно приглаживают платье. Перед выходом я, как обычно, испачкалась зубной пастой, и на боку все еще темнеет влажное пятно.

Похоже, все в сборе. Изысканно-воздушная Фло шелестит шифоновой пеной. Эви — лакомый кусочек, так и просится в рот вместе с полупрозрачным платьицем, не скрывающим дороговизну лифчика. Королева-мать Кейт в простеньком пронзительно-синем костюме («Прада» — синоним элегантности, дорогая!) уже отчитывает официанта. Что ее на сей раз не устраивает, интересно? Освещение? Форма кресел? Расцветка ковра? Я делаю глубокий вдох. Выдох. Ещё раз…

— Клара! — Мужская рука скользит по моей талии; впрочем, хозяину этой руки панибратство дозволено. — Привет, — орет мне в ухо Том. Мой сводный брат гордо зовется «модельным фотографом», хотя лично я не видела ни одного его более-менее приличного снимка. — Шикарно выглядишь, — с братской снисходительностью объявляет он. — Познакомься. Это Тарка. [2] Тарка — английский сорт фасоли.

В полушаге от него высится жердеобразная, до абсурда изможденная девица. Очередная модель, вне всяких сомнений; американка, судя по дурацкому имени.

— Добрый у-ечер, Тарка, — гнусавлю я. — Беу-умно рада знакомству-у.

Девица бессмысленно хлопает ресницами, затем переводит взгляд на Тома:

— Ты не говорил, что Клара из Ирландии.

Том подмигивает мне, но умудряется сохранить серьезный тон:

— Видишь ли, киска, вообще-то Клара у нас — японка…

— Bay! — Каланча вне себя от восторга. — Это… потрясно типа! Знаю, знаю. Работала в Токио. А по-английски вы… ничего!

Я изображаю поклон на манер уроженки Страны восходящего солнца. Гейша из меня, прямо скажем… Скорее уж за борца сумо сойду. Хотя этой кретинке разница вряд ли доступна.

— Еще одна непроходимая дурища? Где ты их откапываешь?

Японка! Курам на смех. Легче вождя африканского племени спутать с белобрысым Бенни из «Аббы».

Том неопределенно дергает плечом:

— А черт их знает. Из головы вылетело, откуда эта взялась. Готовит паршиво… (Том помешан на хорошей еде, но парадокс в том, что все его пассии, похоже, обходятся без еды как таковой, в том числе и паршивой.) Зато… э-э… кое-что другое умеет.

Хлопнув друг друга по плечу, мы хихикаем как заговорщики. Милягой я бы Тома не назвала, но с ним всегда весело.

Кейт многозначительно звякает ножом о бокал.

— Если позволите, я хотела бы сказать несколько слов… — тоном профессионального диктора начинает она, — соответствующих сегодняшнему торжеству. — После чего награждает Роберта самой ослепительной улыбкой из своего арсенала. Мимо. Обожаемый зять увлеченно треплется с Фло. — Флоренс! Оставь Роберта в покое. Тебе нечего ему сказать, а бедный мальчик, как всегда, заложник своего хорошего воспитания.

Давно привыкшая к нежным выпадам нашей родительницы, Фло лишь молча закатывает глаза. Роберт подбадривает ее улыбкой. Кейт прокашливается и устремляет взор к воображаемому горизонту.

— Сегодня мы собрались, — торжественно заявляет она, — все вместе. И это великолепно! Это прекрасно. Еще прекраснее то, что мы любим друг друга. Пусть ваши отцы — большинство из них — невыразимо жалкие субъекты с кошмарными душевными проблемами…

— Не говоря уж о физических, — фыркает Фло, намекая на историю с супругом № 3 по имени Морис.

Кейт наотрез отказалась разделить с ним супружеское ложе на том основании, что она не рассмотрела жениха до свадьбы. (Красота, как известно, требует жертв. Наша мама близорука, а носить очки тщеславие не позволяет.) «Невозможный субъект» дошел до ручки и в конце концов оказался в постели сердобольной врачихи. С тех пор Кейт настаивает на том, что врачиха слепа как крот. «Ах, бедняжка! — трагическим шепотом извещает она гостей на каждой вечеринке. — Дома-то, конечно, все нормально. Но как она рискует выходить без палки на улицу?»

— Итак, повторюсь, — продолжает Кейт, — все мы собрались вместе, все мы любим друг друга. И поддерживаем друг друга. — По правилам ораторского искусства Кейт затягивает паузу. — Поддержку семьи невозможно переоценить. В связи с чем убедительно прошу вас держать все мучное, жирное и сладкое на недоступном для Клары расстоянии, поскольку ей грозит нешуточная опасность превратиться в… гм… скажем, в двуногий пудинг. — Кейт напускает на себя тоску. — А точнее, в настоящего бегемота, что было бы, согласитесь, катастрофой для такой приятной девушки. — Полный материнской любви взор Кейт обращается на недостойную дщерь. — Ты же красавица, дорогая. Ради всего святого, не позволяй себе распуститься до безобразия. Ради всех нас, наконец!

Омерзительная сцена, по-вашему? По-моему, тоже. Но я давным-давно привыкла к маминым выходкам, поэтому если и скриплю зубами, то самую малость.

— Да ну тебя. — И я хватаю ломоть хлеба с подноса скользящего мимо официанта.

Роберт весело подмигивает мне через стол. Братец тоже спешит на выручку:

— Клево выглядишь, Клара!

— Ага, — очень кстати поддакивает его жердь. — Чем больше, тем лучше.

Мужское мнение Кейт не волнует, мнение посторонних — тем более. Перехватив инициативу, она предлагает поднять бокалы, и мы дружно пьем за то, что Эви до сих пор не стошнило в туалете, а заодно и за виновника торжества.

С прелюдией, слава богу, покончено; гости хватаются за ножи и вилки, высматривают на столе любимые блюда. Но Кейт опять призывает к вниманию. Странное дело… То ли у меня со зрением не все в порядке, то ли у матери и впрямь смущенный вид?

Мы послушно перестаем жевать. Кейт, помолчав, откашливается и снова умолкает, потупившись. Нервничает? Невиданное зрелище. Наша родительница и нервы — понятия несовместимые.

— Давай, Кейт, выкладывай! — гудит Том, от удивления сдвигая брови. — Остынет же все к чертям!

В нормальных обстоятельствах за такой комментарий он получил бы по полной программе, однако обстоятельства — и теперь это уже очевидно — далеки от нормальных. Мама проглатывает эскападу Тома, а все присутствующие теряют дар речи.

— Видите ли… — мямлит Кейт и умолкает.

Тишина за столом — оглохнуть можно. Драматический стоп-кадр длится добрых полторы минуты. На лице Кейт отражается внутренняя борьба.