Томас Вулф - Паутина и скала

Никто толком не понимал, как Проповедник этого добился; действовал он так ненавязчиво, что все произошло прежде, чем студенты догадались об этом. Но, пожалуй, главным плюсом его было, что поначалу никто не видел в нем проповедника. Подтверждается это тем, что студенты прозвали его так. Подобной вольности они бы не позволили себе ни с одним другим священником в городе. К тому же, Проповедник не проповедовал им; не читал им часами поучений; не возносил за них двадцатиминутных молитв; не метал с кафедры громы и молнии; не использовал все регистры голосовых связок: не ворковал голубицей, не рыкал львом, не блеял ягненком. У него была уловка, стоившая шести или восьми таких, как эти.

Проповедник стал наведываться в комнаты к ребятам. В его визитах было нечто до того простецкое и дружелюбное, что все сразу же чувствовали себя непринужденно. В самой шутливой манере он сумел внушить студентам, что является их поля ягодой Это был крепкий мужчина пятидесяти лет с рыжеватыми волосами, худощавым лицом, выражавшим чувство собственного достоинства и вместе с тем нечто дружелюбное, привлекательное. В довершение всего, одевался он довольно небрежно – носил пиджак из грубого ворсистого твида, серые фланелевые брюки, ботинки на толстой подошве, все имело несколько поношенный вид, однако ребята невольно задавались вопросом, где он купил эти вещи, и смогут ли они купить себе такие же. Он заглядывал в дверь и громко, весело спрашивал:

– Трудитесь? Если да, пойду. Я просто шел мимо.

Тут же раздавались скрип стульев, шарканье ног и хор голосов, самым серьезным образом заверявших, что никто не трудится, и приглашавших его присесть.

Получив эти заверения, Рид усаживался, клал шляпу на верхнюю койку, удобно откидывался к стене вместе со старым, скрипучим стулом, водружал одну ногу на круглое сиденье и доставал трубку – вересковую, почерневшую, словно бы высушенную в кузнице Вулкана, – набивал ее ароматным табаком из клеенчатого кисета, зажигал спичку и начинал с удовольствием попыхивать, говоря в промежутках между затяжками:

– Я вот… люблю… трубку! – пуфф, пуфф – Вы… молодежь… – пуфф, пуфф – можете курить… себе… сигареты – пуфф, пуфф, пуфф – но мне… ничто… не заменит… .пуфф, пуфф, пуфф – этой… старой… вересковой… трубки!

О, какой смак! Какая безмятежность! Какое глубокое, ароматное, пикантное, заполняющее душу довольство! Мог ли кто-то подумать, что такой человек не оправдает ожиданий? Или усомниться, что через неделю половина ребят закурит трубки?

Так что Проповедник вполне бы обошелся без помощи Олсопа, но все же Джерри в стороне не остался. Он организовал целый ряд дружеских встреч в комнатах студентов, где Проповеднику доставалась ведущая, в высшей степени почетная роль. Собственно говоря, Проповедник был одним из тех, кто в то время усиленно занимался «установлением связи между церковью и современной жизнью» – по его собственному, более хлесткому выражению, «привлечением Бога в студенческий городок». Методы его были, по выражению Джерри, «просто восхитительными».

– Христос… – заговорил как-то Проповедник на одном из тех восхитительных собраний в студенческих комнатах, где восемь – десять увлеченных юношей лежали на полу в разнообразных позах, с полдюжины сидели на шатких верхних кроватях, и еще несколько всовывались в окна с улицы, жадно поглощая пикантный напиток из смеси острословия, юмора, благожелательного практицизма, жизни и христианства. – …Христос, – продолжал он, попыхивая трубкой в своей восхитительно эксцентричной манере, – никогда не получал двух баллов по философии. Он начал играть в команде-дубль и кончил защитником в основном составе. Но останься Он в дубле, – видимо, это говорилось в ободрение потенциально вечным дублерам, находившимся в пределах слышимости, – останься Христос играть в дублирующем составе, то добился бы успеха. Видите ли, – какое-то время Проповедник задумчиво попыхивал своей черной трубкой, – дело вот в чем, ребята, вот что вам нужно понять – Христос всегда добивался успеха во всем. А вот взять Павла… – он вновь задумчиво пыхнул, потом рассмеялся на свой восхитительный манер, потряс головой и воскликнул: – …взять Павла! Ах-ха-ха – это совсем другое дело! Павел был птицей другого полета! Его удалили с поля.

Увлеченные молодые люди с жадностью ловили эти вдохновенные слова.

– Играть Павел начал в дублирующем составе, и ему следовало оставаться там, – сказал Проповедник Рид. – Но для него это было невыносимо! Он постоянно терзался, что не может войти в основной состав, а тут появилась вакансия, понадобился новый защитник – понимаете, ребята, – негромко произнес Проповедник, – прежний скончался… – Он сделал небольшую паузу, чтобы до всех дошло – …и Павла взяли на его место. А Павел не мог показать класса! Не мог, и все тут. И что в конце концов он сделал? Так вот, слушайте, – сказал Проповедник. – Поняв, что показать класса не сможет, он придумал новую игру. Старая была слишком трудной. Павел не мог в нее играть – было не по силам! Тогда он придумал посильную – и потому его удалили с поля. Понимаете, ребята, Христос всегда показывал класс там, где Павел оказывался мазилой. Вот и вся между ними разница, – сказал Проповедник непринужденным, поучительным тоном на манер «теперь об этом можно говорить» и приумолк, с задумчивым видом глубоко затягиваясь старой вересковой трубкой.

– Другими словами, Проповедник, – почтительно воспользовался наступившим молчанием Олсоп, он имел пятерку по логике и считал себя не таким уж невеждой в гегелевской философии, – другими словами, Павел оказался сломлен собственным Моментом Отрицания. Не смог его абсорбировать.

– Вот именно, Джерри! – тут же с жаром воскликнул Проповедник Рид таким тоном, как говорят «ты предвосхитил мои слова!» – вот именно! Над Павлом взял верх его собственный Момент Отрицания. Он не смог его абсорбировать. Находясь в составе дублеров, он не хотел играть. Вместо того чтобы использовать свой Момент Отрицания – понять, что это лучший союзник, какого только может иметь человек – Павел стал его жертвой. Его удалили с поля. А вот Христос… – Проповедник сделал паузу, в задумчивости затянулся трубкой, потом внезапно заговорил: – Понимаете, ребята, в Христе это главное. Его никогда не удаляли с поля. Он всегда показывал класс, хоть в дублирующем составе, хоть в основном. С одинаковой радостью играл и там, и тут. Для Него это не имело значения… и если Христос находился на поле, все шло хорошо.

Проповедник вновь глубоко затянулся и продолжал:

– Понимаете, Христос удержал бы Павла от этого промаха, сказал бы ему: «Слушай, Павел, если хочешь играть защитником в основном составе, Я не против. Мне все равно, где Я играю – Меня интересует только Игра. – Проповедник сделал легкую паузу, чтобы сказанное дошло. – Мне без разницы, в основном составе играть или в дубле. Так что давай поменяемся, если хочешь. Только вот что, Павел, играть так играть. - Проповедник пыхнул трубкой, – По правилам. – Пыхнул снова. – Возможно, ты думаешь, что можешь изменить правила, но нет – ах-ха-ха, – Проповедник резко встряхнул головой и отрывисто хохотнул, – изменить их нельзя, Павел. Ничего не выйдет. Правила не меняются. Иначе это не Игра. А если и менять их, то не нам – Другому – так что давай держаться заодно, в какой бы команде мы ни были, и вести игру, как положено…». Только – изящное, худощавое лицо Проповедника помрачнело, он сделал затяжку, чуть более долгую, чем обычно, и продолжал: – Этого не произошло… Увы, увы, истинного Защитника не стало!