Алекс Змаев - Меж зеркал воды и неба

— Ями, ты меня простишь?

— За что?

— Ну… Йен — твой муж, а я… получается, его любовница… Может быть.

— Какая же ты любовница? Свадьбы же не было. — Делаю удивленное лицо, дескать, что такое говоришь. Сейчас надо перевести ее мысли на какую-нибудь другую тему.

— При чем здесь свадьба? Не поняла… — А слезы-то высохли. У меня получилось!

— Да, верно, ведь у вас слово «любовница» может значить что-то другое.

— А что оно значит у вас? — Получилось, получилось! Не дрожит, не плачет, и голос нормальный.

— Ну-у… Раньше у нас было просто, в семье есть старшая жена и может быть одна или больше младших. Но младшие — только в богатых семьях. А потом пришли европейские миссионеры, и сказали, что больше одной жены быть не может, а все остальные — любовницы, и заводить любовниц нехорошо. Что нехорошо, мы с ними не согласились. Если они начинали спорить, можно было напомнить, что многие из них здесь этих самых «любовниц» себе взяли. А про название спорить не стали, и теперь младших жен называют «любовницами».

— Прямо так взяли и согласились? И младшие жены не обиделись?

— На что им обижаться? Это по-английски и по-французски. В нашем-то языке слово тем же осталось — «младшая жена». Только свадьбы теперь с младшими не в городах проводим, а на природе где-нибудь. Миссионерам говорим: «пикник».

— Зачем вам это?

— Как зачем? Они платят. Денег на школы дают. Школы — это хорошо, дети учатся. Говорить другое слово за это невысокая цена, ведь правда?

— И миссионеры удовлетворяются просто другими словами?

Пожимаю плечами, ну что тут сказать, они-то, конечно, хотят большего…

— В семьях, где верят в европейского замученного бога и ходят на исповедь, там младших жен и не берут. Но это все в столице и немного в других городах. Здесь духи предков сильны и такого нет.

— Поня-атно. — Немного помолчав: — Значит, раз свадьбы не было, не любовница. А кто же тогда?

— Не знаю, как назвать… «приключение», может быть… как-то так.

— Приключение. Хм. — Она смешно морщит нос. — Причем такое страшное, сбежал не оглядываясь.

— Он не от тебя сбежал. Просто представь, вдруг понять, что стал грабителем.

— Грабителем? Почему? Все же было по согласию…

— А при чем тут согласие? За девушку родителям выкуп дают куда больше, чем за «не-девушку». Получается, Йен ограбил твоих родителей. Конечно, он расстроился. Сильно-сильно.

— Ик… Мне бы такое и в голову не пришло. Ями, у нас не платят выкупа за невесту.

— Я помню. И Йен, когда успокоится, тоже вспомнит…

Аня наматывает на палец светленький локон, хмурится.

— Я ему не сказала… побоялась. Как думаешь, он простит меня?

— Конечно. Ты же ему нравишься.

— Откуда знаешь?

— Сам сказал, утром.

— И ты отпустила нас вдвоем на водопад?

— Отправила. Должна же я заботиться о муже.

Задумчиво качает головой.

— Я бы так не смогла, наверное.

Ну и как мне понимать такие слова? Как признание старшинства? А спрошу прямо:

— В смысле, не станешь претендовать на мое место?

— Ями, ну как ты могла подумать. Ты здесь, в этой сказке океана, джунглей и водопадов, — дома. И Йен тоже, он — твой. А я… так, клюю крошки со стола. Ты разрешишь?

С чего бы запрещать, если угрозы моему статусу нет. Аню я совершенно четко чувствую как младшую, причем сестренку. Ведь часто случается, что сестры за одного мужчину замуж выходят.

— Уже разрешила. Отдыхай от своего севера. Здесь теплое море и теплый Йен.

— Йен теплый… Он где?

— Я его домой за новым комплектом белья отправила. Надо бы объяснить, а то ведь не найдет.

Хороший повод, просто отличный. Достаю сотик, набираю номер.

— Йен, захвати комплект белья и беги сюда.

— Да. Как она там?

— А представь, если бы ты от меня в первую ночь так сбежал.

— Ой!

— Приходи и успокаивай. Ластить ее сейчас надо.

— Бегу.

Аня смотрит на меня встревоженно. Ну еще бы, о чем-то говорят, но о чем — непонятно. Я, наплевав на вежливость, говорила не по-английски. А как еще?

— Ями, он придет?

— Ага. Прибежит. Слышишь, топот по доскам?

— Да…

— Во! Уже соскучился.

Улыбается. Смущенно опускает взгляд, опять искоса смотрит на меня. А я что? Я держу лицо… В этот момент вбегает Йен и оба замирают друг перед другом. Картинка: Йен, одетый и со стопкой постельного белья в руках и Аня, голая, завернутая в простыню с красными пятнами и ярко-розовым от смущения лицом. О мудрые духи! И что мне делать с этой парочкой?

— Так. Давайте-ка оба в душ, а я пока постель перестелю.

Йен отмирает, быстро раздевается и протягивает Ане руку, предлагая помочь встать. Та вопросительно смотрит на меня. Я киваю, четко осознавая — отныне все в ее судьбе так или иначе повиснет на моей карме.

Перестилаю постель, слушая плеск воды за шторкой. Простыня в двух местах порвана. Похоже, Йен был несколько буен, но, судя по виду Ани, все обошлось. А вот и они.

— Ну вот — гораздо бодрее выглядите. Я пойду, не стану смущать.

— Не-е-ет!

Оглядываюсь. Что еще?

— Ями, когда ты здесь, мне спокойно.

— А Йен?

— Йен… да.

Смотрю на него и выразительно качаю головой. Своим побегом ты, муженек, подорвал доверие ее тела. Умом-то она тебе по прежнему доверяет, а вот тело — нет. Понимаешь?

Похоже, понимает.

— Аня, хорошо, я останусь. Буду в гамаке под навесом. Если понадоблюсь — позовешь.

— На улице? Там же неудобно.

— С чего? Гамак такой же, как дома, а ночь теплая.

— Если привыкла. Спасибо, Ями.

— Да не за что. И пусть Йен тебе массаж сделает. Полезно и приятно.

— Массаж? Йен, а ты умеешь?

Он молча кивает.

— А что же ты тогда меня в город в массажный салон возил?

Разводит руками и оба опять уставились на меня.

— Он — умеет. Но не такой, как для европейцев, а такой, как для жены.

Йен наконец сообразил, что я имею в виду. Выхожу, прикрываю дверь, из-за нее доносится возглас Ани.

— Ой! Йе-е-ен…

Ну вот. А теперь спа-а-ать. Глаза уже закрываются сами собой.

Перед рассветом меня разбудил ливень. Потоки воды шуршали по тростниковой крыше, стучали по доскам мостков, тихо шелестели по волнам, вплетаясь в привычные звуки январского утра. Заглядываю в домик. Спят. Аня устроилась на Йеновом плече, как на подушке, и закинула правую ногу поверх его колен. Хорошо. Поза жены, поза доверия. Значит, Йен смог договориться с ее телом. Бесшумно прикрываю дверь и усаживаюсь в плетеное кресло ждать рассвета. Дожди в январе коротки, хоть и сильны. Через полчаса небо светлеет, на дерево мостков падают последние капли. Мне пора домой, приготовление завтрака никто не отменял.

Прошел январь, подходил к концу февраль. Солнце становилось все злее, дожди прекратились и джунгли высохли. Водопады струились тонкими струйками по скалам. Но к берегам пришли косяки мелких цветных рыбок, а вода в океане стала голубой и прозрачной. Туристы любят это время, я не очень. Спокойное, тихое время замершей в ожидании природы.