Лея Любомирская - Лучшее лето в её жизни

Я говорю – я? Она мне из кабины кивает – ты, ты, а все остальные в окна уставились и сидят, довольны, что не их зовут.

Просто смешно, как они ее все боятся. Я вот не боюсь, совсем практически, подумаешь, колеса вместо ног. Я один раз в бассейне видел девчонку, так у нее вообще на ногах было по шесть пальцев, а между ними – перепонки.

У Епифании нет перепонок между пальцами. Но зато у нее руки в три сложения, как зонтики. Если в салоне кто-то орет, мусорит или, там, сиденья режет, она спокойно может дотянуться из кабины до самого последнего ряда и дать в лоб. Поэтому у нас в трамвае всегда чисто и спокойно. Всегда.

Подхожу к кабине.

– Иву, – говорит мне Епифания, – Иву, у меня опять перепутаны все переулки! Иву, ты же знаешь правила: еще раз ты мне спутаешь переулки, и я тебя высажу на первой же остановке, так и знай!

– Иву – чудесный мальчик!

Директриса дружелюбно улыбается, и Ана Паула улыбается в ответ, стараясь выглядеть как можно естественнее. Ана Паула всегда чувствует себя немного не в своей тарелке, когда ее вызывают в школу по поводу Иву, к тому же директриса, с этим ее ничего не выражающим лицом и скрежещущим механическим голосом, повергает Ану Паулу в трепет.

– Он что-то натворил?

Директриса качает головой.

– Иву – чудесный мальчик, – повторяет с напором. – Но он все время как будто… – Директриса щелкает пальцами с неприятным сухим звуком, и Ана Паула делает нечеловеческое усилие, чтобы не поморщиться. – Он все время как будто не здесь. Он весь в своем мире. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Ана Паула нерешительно кивает. Она не очень понимает, но уточнить не решается.

– Ну вот, – директриса снова улыбается. – К тому же он регулярно путает мне переулки.

– Простите?!

– Уроки. Я говорю, он постоянно прогуливает уроки.

– Это уже четвертая школа, четвертая школа в этом году! Иву, что ты делаешь? Если тебя выгонят и отсюда, тебя больше никуда не возьмут! Ты понимаешь?!

Иву тяжело вздыхает.

– Мам?

– Что – мам?!

– Если ты про переулки…

– Я про уроки, – чеканит Ана Паула. – Про уроки, которые ты прогуливаешь!

– Я не прогуливаю!

– Мать Епифания сказала, что прогуливаешь!

– Она врет! Если б я прогуливал, ей бы все равно не было видно из кабины, у нее темное стекло! Это она злится из-за переулков!

– Прекрати!!! – уже не сдерживаясь, кричит Ана Паула. – Хватит! Я больше не могу слышать эту чушь про трамваи, кабины и переулки! Это школа, Иву, шко-ла! Не трамвай! Не автобус! Не космический корабль! Ты уже заигрался настолько, что не отличаешь, где твои фантазии, а где жизнь!

– Хорошо. – У Иву дрожат губы, но он изо всех сил старается говорить спокойно. – Допустим, я заигрался. Но ты же видела Епифанию! Ты же видела, что у нее колеса вместо ног!

– Господи, Иву! – Ана Паула не знает, плакать ей или смеяться. – Ну что ты несешь? Это просто инвалидная коляска!

Ана Паула курит на скамейке в темном парке и по сотому разу перебирает в голове все подробности сегодняшнего визита в школу. Зря она отдала Иву на пятидневку. Как чувствовала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Бедный маленький Иву… надо его оттуда забирать, пока не поздно.

Ана Паула с силой тушит сигарету о скамейку и тут же достает еще одну. Сейчас она выкурит только эту и пойдет наконец домой.

В этот момент скамейка вздрагивает. Потом еще раз, посильнее, и еще раз, и еще, как будто кто-то толкает ее снизу. Ана Паула вскакивает, хватает сумку и по влажному газону бежит к выходу из парка. Только землетрясения мне сегодня не хватало для полного счастья! – думает она на бегу.

Я обижен на Епифанию. Зачем она сказала маме про переулки? Можно подумать, я нарочно…

Ну ничего. Я ей сегодня устрою. И пусть высаживает на первой же остановке, подумаешь!

– Ну вот видите, – скрежещет кто-то рядом с Аной Паулой. Ана Паула резко оборачивается и чуть не сталкивается с директрисой. На директрисе вместо ее обычного монашеского облачения надета широченная ночная сорочка, из-под которой торчат колеса. Иву прав, с ужасом думает Ана Паула, никакая это не коляска!

– Видите, – повторяет директриса, потирая колесо, как будто это ревматическое колено, – вот об этом я вам сегодня и говорила. Да что вы на меня-то уставились, вы на перекресток посмотрите!

Ана Паула послушно смотрит в указанном направлении. На перекрестке, точно посередине, прямо на асфальте сидит Иву в полосатой пижаме. А у его ног сплетаются в клубок…

– Что это? – севшим голосом спрашивает Ана Паула. – Как он это делает?

– Это улицы, – говорит директриса. – Улицы, переулки, аллеи, тропинки. Они его любят. Другие мальчики могут час звать хором, ни один тупик даже не шевельнется. А Иву достаточно просто из трамвая выйти – и они уже сами ползут! Один раз загородное шоссе явилось, представляете? – Директриса вздыхает и снова потирает колесо. – Удивительно талантливый мальчик ваш Иву. Жалко, неорганизованный. Как ночью выйдет – так наутро все переулки перепутаны.

Ана Паула нервно смеется. Я сошла с ума, думает она, я сошла с ума, ой, мамочки, ясошласу…

Что-то трогает ее за колено. Ана Паула визжит, но тут же берет себя в руки. Потом осторожно смотрит вниз и видит, что в ноги ей тычется крошечная парковая аллейка. Ана Паула медлит чуть-чуть, потом решительно присаживается на корточки и осторожно гладит аллейку по круглым камушкам.

– Мама, тебе нравится этот домик? Мам! Мам! Мааааааааааааааам!!! Тебе нравится этот домик? Мне нравится. А тебе нравится? А папе? Спроси у папы, папе нравится этот домик?

Арлет до сих пор не уверена, она ли замечталась и чуть не врезалась в дом, или дом выскочил из-за угла и чуть не налетел на нее.

– Не помню, – говорит Арлет. – Ну правда, не помню. Помню – шла… А потом раз! И он…

– Мам, а почему этот дяденька одет в юбку?

– Это не юбка, это хитон.

– А зачем?

– Что зачем?

– Зачем дяденька в эту… в этот одет? Он девочка?

– Он не девочка, он бог Марс.

– Какой бок?

– Никакой не бок. Его зовут Марс, он бог войны.

– А почему он в юбке? В юбке на войну не ходят!

– Это не юбка, это хитон.

– А как зовут его собачку?

Арлет вспоминает, какие на том доме были азулежу, [28]и у нее даже очки запотевают от волнения.

– Ты же знаешь, – говорит Арлет, – я разбираюсь в азулежу. Поверь мне, эти азулежу были всем азулежу азулежу. Там были такие панно между окнами! Панно с богами! Во-первых, Марс. Такой классический, знаешь, в боевом облачении и с волком. Волк как живой! Я все ждала, что он на меня оскалится…

– Мам, смотри, какая у тетеньки огромная птичка! Это какая птичка?