Дмитрий Бортников - синдром фрица

И она кивнула на кучу, которую мы с Сашей вычерпнули. - - - Это все интернациональное, - - - улыбнулась она, - - - извините - - -

Черт, на нее даже нельзя было разозлиться.

- - - Она, конечно, совсем с приветом, - - - резюмировал Серджио вечером, - - - но настоящая леди - - -

Чарли от нечего делать по средам и воскресеньям торговала тельняшками на бульваре Э. Кине.

Она сделала себе татуировку. Красно-черную розу на предплечье.

Татуировка опухла. Я мазал эту розу йодом и слышал, как Чарли сопит от боли.

- - - У меня слишком тонкая кожа, - - - шептала она сквозь зубы, - - - чтоб быть вульгарной - - - Мы и так все украли у бедных - - - даже их забавы - - -

Она от боли перешла на французский.

Ей нравились высокие черные парни, широкие штаны и очки в толстой темной оправе.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - Серджио меня проинструктировал, как с кем себя вести. Я должен был улаживать конфликты, возникающие из-за плохой канализации и "чувства свободы, которое дает Париж". Так сказал американец Майки, когда его принесли два черных из бара. Такой свободы на Территории не должно было быть. Здесь было совсем другое место. Не Париж.

В мои обязанности входил поиск клиентов. Сначала я просто развешивал объявления.

- - - Тихий уголок старого доброго Монпарнаса - - - Полсигареты от метро - - - Почти даром - - - "

Звонили черные. Это был рэп, так они разговаривали. Я ни черта не понимал.

- - - Ничего - - - привыкнешь, - - - подбадривал Серджио. - - - Надо идти на охоту - - - Бери клиента в американском соборе - - - будь внимателен и открыт - - - Постарайся найти спокойных парней, с невыразительной, скромной внешностью - - - любящих холодный душ - - - и дерьмо, плавающее по студии - - -

Он смеялся. Ему было смешно!

Спокойных людей нет. А если и есть, то не в Париже.

- - - Знаешь, Серджио - - - спокойные в Париже только старухи-китаянки в тринадцатом - - - В Танг-Фрер встречаются - - -

- - - О'кей - - - найди мне шесть старух-китаянок - - - И вообще - - - хочу быть спокойным за Территорию - - - хочу быть старухой-китаянкой на своей Территории - - -

Я уговорил черную Лию, она позвонила Серджио.

- - - Я не такая старая, - - - шепелявила она тонко. - - - Мне только восемьдесят - - - Я бы могла приглашать подруг - - - У вас есть садик? - - - Жаль - - - мой зять занимается устройством садов - - - Он бы принес много редких камней - - -

Серджио просто повесил трубку.

Он орал на меня потом.

- - - Чтоб никаких старух-китаянок!!!! - - - Фо па экзажерэ мон пот!!! - - - Я еле от нее отделался! - - -

Теперь он облегчал мне задачу.

Я решил стать на пару-тройку дней слепым. У метро "Дюрок" и внутри целый вечер я изучал их повадки.

Если коротко, то слепые - это люди с палками, у которых хмурые брови и мечтательная улыбка. И, что самое важное, - я не видел ни одного с сигаретой.

Я всматривался в их лица.

Они были простые и загадочные, как у людей, которые всегда были самими собой. Слепота уберегла их от многих влияний. Они не видели наших хитрых обезьяньих лиц. Они никому не подражали.

Для белой палки нужно было особое разрешение.

Я воспользовался старой лыжной палкой Датчанина. Интересно, зачем он притащил ее в Париж?

Как только я вышел к метро "Пернети", меня сразу взялась опекать одна черная рассеянная девушка. Я улыбался с серьезным видом. Через две остановки у меня заболело лицо. Девушка выходила на "Инвалидах". Она вывела меня к эспланаде. Спасибо, сказал я, дальше я сам. Дико хотелось курить.

И тут в меня вселился Шут.

Я посмотрел направо. Налево. Машины не просто мчались. Они мелькали.

Я закрыл глаза и шагнул на трассу. Все стихло. Я не слышал визга тормозов.

В полной тишине, в полной внутренней тишине я пересекал дорогу с закрытыми глазами.

Только потом я услышал визг тормозов. Потом, уже когда сел на траву. Колени тряслись. Я поклялся больше никогда этого не делать.

С перепугу закурив, я представлял собой забавное зрелище. Слепой, валяющийся на траве с сигаретой и дымящий, как челябинский завод.

Если серьезные люди вдруг испытывают сострадание, от них не отвяжешься.

Я наблюдал за одним типом, и он не выдержал. Он завел меня в храм и подвел к доске с объявлениями.

Он даже написал под диктовку текст, который прикрепил к щиту. Это был полицейский из Тулузы, в отпуске. Я даже из уважения закрыл глаза. Когда, вертя головой, я решил смыться, он настоял, чтобы угостить меня кофе.

В церкви был автомат с отличным капуччино. Но флик был на каникулах. Он хотел в кафе.

Я никак от него не мог отделаться. Наконец я просто плюнул. В прямом смысле. На пол. На пол в американском храме. А потом я взял его под руку. И погладил по щеке. Я никогда не видел до того, как стал слепым, чтобы флик так быстро исчезал.

Меня трясло от смеха. Путь был свободен.

И на этом пути стояла стриженная под солдата пухленькая девушка. Веснушки у нее были даже на ушах. Она натянуто улыбалась, пытаясь сохранить английское высокомерие среди американских роллеров.

Это была Чарли. Она стала самой незаметной из всех на Территории.

Я чувствовал за нее ответственность.

Над леди Чарли жила ирландка Ник, которую я прозвал Медвежонок.

Это был тяжелый случай, и не только в смысле соседства.

Но это другая история.

Теперь у меня есть простыня.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Это кончилось в ту ночь, когда я избил отца. Эта ночь мне тогда показалась самой долгой из всех ночей. Это было такое печальное начало ночи, что я вдруг неожиданно для себя самого расплакался.

Солнце село. Лес вдалеке стал черным. Степь, вспыхнув, погасла.

Повеяло той августовской прохладой, в которой зарождалось тление.

Страшной была эта прохлада.

Дрогнув, зажглись фонари, люди в квартирах включили свет. Засветились телевизоры. Я стоял у окна, глядя в пустоту.

Мать стирала и что-то напевала. Я чувствовал невыразимую тоску. Одиночество и тоску.

Будто кто-то смотрел на меня с состраданием. С горечью.

Или это мои собственные глаза отражаются в стекле? Или это глаза пропавшего старика из дома напротив смотрят на меня?

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - И вот в эту самую ночь я бросился на него.

Он был пьян. Он вернулся очень пьяным, тяжело пьяным. Громко сказано.

Его просто принесли двое. Незнакомые, они были трезвые. Положили его на пол в прихожей и, откашлявшись, ушли.

Отец даже не дышал. Он лежал как больное животное. Мы его обходили с матерью. Она не хотела поднимать. Боялась, что проснется.

Я сел на пол рядом. Он действительно не дышал. Так с ним уже бывало.

Иногда он напивался, как будто падал на колени. Как будто сдавался.

В такие моменты в нем было смирение.

Я сидел и смотрел на его спящее лицо. Может быть, от этого он и проснулся.

Открыв глаза, он заговорил. Это был бред. Он принимал меня за деда.