Григорий Ряжский - Наркокурьер Лариосик

Пошли финальные титры… В просмотровом зале зажегся свет. Члены комиссии вопросительно посмотрели на председателя.

— А где у нас авторы? — спросил Маститый. — Здесь?

Армен поднялся. Маститый не спеша оглядел его с головы до пят.

— Так, стало быть, вы един в двух лицах? — с легкой иронией спросил он. — Пожалуйста, еще раз, как ваша фамилия?

— Айтанян…

— Айтанян, значит? — почему-то с удивлением переспросил Маститый.

— Значит… — Армен ответил спокойно, без признаков малейшего экзаменационного волнения.

Ответ не понравился. Мастер понял, что будут проблемы. Армен стоял с непроницаемым лицом.

— Отличная пластика… — сказал вдруг Маститый и добавил, обращаясь к Мастеру: — Ваша школа…

Мастер слегка улыбнулся глазами. Армен продолжал стоять как стоял. Какую игру затеял Маститый, никто не понимал.

— А почему вы сценарий сами писали? — вполне доброжелательно обратился он к Армену. — Не нашли подходящего?

— Я не искал, я просто сделал что хотел. Я профессиональный писатель… — спокойно ответил Армен.

Ответ снова не понравился…

— Так это, что же, девочка там в Америке и остается?.. В вашем… кхм!.. писательском варианте?.. А эти… с пейсами, назад улетают? — с искренним удивлением спросил Маститый. — Странно, что так, а не наоборот. Вы не находите?

— Это не странно, — ответил Армен. — Это нормально… Это было их свадебное путешествие, и они вернулись на Родину. А девочка у меня олицетворяет Свободу, и у нее должен быть выбор…

— А ворона в красной ермолке почему Америку выбирает? Тоже для свободы?

Мыриков, проректор высших курсов, он же член комиссии, хихикнул. Мастер молча слушал, не вступая в дискуссию. Все остальные решили, что лучше помолчать, пока не прояснятся позиции. Очень уж материал… деликатный…

— Такой ее придумал Гений русского авангарда, — спокойно ответил Армен, — а я просто перевел его картины в движение.

Маститый оживился:

— Вот именно, авангарда! А почему, например, не реализма? В народном стиле?

Мастер прикрыл глаза, мысленно сосчитал до пяти и снова открыл. На лице его ничего не читалось. Маститый продолжил мысль:

— Почему, например, не… — он на мгновение задумался, — не Лесков, там… или не… — глаза его забегали быстро-быстро, — не Шукшин? У него, кстати, тоже есть много над чем погрустить… В народном смысле. Вот, к примеру, «Алеша бесконвойный». Настоящая русская грусть. И без этих… — он старался подобрать нужные в этой ситуации слова, но у него плохо получалось, — без этого… всего… И вообще, вы, может, слышали, что искусство принадлежит народу?

Неожиданно он вскочил с места и ткнул себя в грудь указательным пальцем:

— НА-РО-ДУ!

Это был первый в его начальственной практике случай, когда ему было оказано бесстрашное и достойное сопротивление.

— А вы какой народ имеете в виду? — спросил Армен. — Конкретно…

— Какой?!! — забыв о своей педагогической миссии, заорал Маститый. — Да наш, наш народ, какой же еще? — и, окончательно потеряв бдительность, выкрикнул: — Русский!

— А я — армян! — без тени смущения на лице отчетливо произнес Армен. — Я не ваш народ! А искусство, если по заказу, то оно уже не искусство, а… лозунг… Хоть в ермолке, хоть в ушанке, хоть совсем без ничего, ну-у?

Это последнее «ну-у?» получилось случайно, просто вывалилось автоматически. Сказалось дикое внутреннее напряжение. Только сейчас он обнаружил, что все это время кулаки его были сжаты так, что побелели косточки пальцев… Мастер встал и вышел из просмотрового зала. Маститый побагровел и глотнул воздуха… Члены комиссии, среди которых было и немало достойных представителей веселого цеха, вскочили с мест, плохо ориентируясь в происходящем…

— Все свободны! — шумно выпустив изо рта воздух и повернувшись к комиссии спиной, сказал Маститый и, не оборачиваясь, добавил: — Вы тоже…

Вечером Мастер позвонил Армену и сказал:

— Ты снял отличный диплом. Поздравляю…

…Наступило время обеда, и Армен поднялся к себе в салон. Мыриков сидел напротив Кима и внушал ему что-то важное. Они выпивали… Армен сел в свое кресло и закрыл глаза. Мыриков замолчал. Вошла Ким и раздала подносы.

— Что бы вы хотели заказать, сэр? — по-английски обратилась она к Мырикову.

— Ты чего будешь? — спросил Мыриков у Сашки.

— Рыбу, если можно…

— А я возьму мясо… Мит энд фиш, плииз…

Ким улыбнулась:

— Щуар… — и подошла к Армену…

— Блэк кава! — спокойно сделал он свой заказ. — Икра… Вери мач! — и потряс в воздухе руками, сложив их в объемный комок. — Энд Хенесси еще!

Ким прыснула от смеха:

— Йес, сэр!

Мыриков не обернулся, но было заметно, как у него дрогнули плечи… Армен поднял принесенный стюардессой бокал и тихо произнес:

— За тебя, Дэвид!..

…Когда Дэвид Годмэн, сорокалетний голливудский продюсер наконец прилетел в Москву, после всех этих бесконечных и уже порядком к тому времени надоевших госкиновским дамам согласований, был июнь, и студенты, в основном, разъехались кто куда. Вовсю шли съемки летней натуры, и многие сидели в киноэкспедициях. Госкино предлагало перенести его приезд на осень, но осень у него уже была расписана по минутам. Отказаться было нельзя, ни той ни другой стороне. Решение по организации обмена студентами кинематографических специальностей для прохождения месячной стажировки в Москве и Нью-Йорке было принято на самом высоком правительственном уровне.

Все получилось, можно сказать, случайно. Председатель Госкино СССР, дуриком залетев в Америку в составе делегации, состоявшей из деятелей советской культуры, стал участником встречи в Комитете Сената США по культуре. После встречи был устроен прием, где присутствовал сам Президент. Председателя Госкино представили Джимми Картеру. Картер пожал ему руку, улыбнулся и сказал:

— И у вас и у нас великая культура. И мы не должны это терять. Мне очень жаль, что мы почти ничего не знаем о вашем современном кино. Давайте налаживать мосты, присылайте к нам своих молодых филммэйкеров. Пусть для начала пройдут стажировку… О’кей?

— Принимаем с благодарностью, — расплылся в улыбке председатель Госкино.

Они снова пожали друг другу руки, снова вежливо улыбнулись и разошлись в стороны, тут же забыв о разговоре. Но несмотря на их забывчивость машина закрутилась… Программа получила финансирование, и Дэвид, получив предложение от Ассоциации продюсеров, согласился участвовать в проекте.

— Все-таки, ты немного говоришь по-русски, — убедил его президент Ассоциации Джек Валенти.

«В конце концов, — подумал Дэвид, — может, чего накопаю у этих русских…»

К концу третьего дня просмотров он изрядно подустал. Качество пленки было ужасающим, звук, в его понимании, отсутствовал, достойных работ было мало, шедевров не было вовсе. Кое-что он все-таки для себя отметил, хотя… В четвертый, последний просмотровый день он смотрел анимационные работы. Первые две вгиковские трехминутки не вызвали у него особого энтузиазма, хотя он сразу отметил их значительное превосходство над студенческим муви…