Эльфрида Елинек - Предание смерти. Кое-что о спорте

Другой.Взгляни-ка вон туда! Там наша жертва обращается ко мне с вопросом, она делает это так, будто имеет право предложить нам некий симбиоз, в котором мы давно уже отказали своим близким, отказали с тех пор, как сами расставили по полкам в своих детских комнатах игрушечные, собираемые из кубиков деревни фирмы «Лего», так вот, моя жертва спрашивает меня, сколько времени на моих часах, не настало ли уже и ее, жертвы, время? На это я могу сказать одно: ваше время кончилось, как только вы тронулись с места. Да-да, это время пришло, вы не можете повернуть его вспять, даже если это, как явствует из достоверных источников, порочное время.

Другой.Итак, теперь начинается мое время! Мне есть что ему предложить. Это время для людей моего склада. Я взял во временное пользование кассету, из которой видно, на что это время способно, и как в годы войны его можно включать и выключать с помощью агрегата аварийного питания. Подождите до следующих выходных! Больше я в данный момент ничего не знаю. Спасибо, что выслушали меня, когда я издал вопль победителя. Скорее всего, другой такой возможности у меня больше не будет.

Другой.Я, стало быть, не слышал, чтобы тот человек спрашивал еще о чем-то. А вы как считаете? Во всяком случае, вы, как члены группы, научились заменять отца и мать. Заменить мать — процедура болезненная, так как мы все же предпочитаем быть мужчинами! Это значит быть предельно честными, по крайней мере, в своем кругу. Теперь говорят, что наша жертва якобы сама предложила себя нам, когда обратилась с вопросом, кому принадлежит это выморочное время и почему оно так возвеличилось, что в нем стали важны даже спортсмены. Все эти годы мы не отмечали дни рождения времени, и теперь оно, разумеется, мстит нам. Тем временем современники научились надлежащим, приличествующим этой эпохе образом разминаться и разогреваться, прежде чем начинать гонку. Не можем же мы из-за какой-то жертвы, ну да, той, что в канаве, рядом с собакой, не можем же мы взять да и отказаться от того, чему так долго обучались! Или фото — подделка? Нет, должно быть, все верно! Эта мышца стала такой красивой и выпуклой, уж теперь-то мы ее не порвем, в крайнем случае разогреем и растянем, чтобы она нам подошла. Наконец-то для этого у нас нашлось время, оно подошло нам с первого раза. Оно одно среди всех этих хлопушек-болтушек каждый раз заполняется снова, хотя давно уже, парочку раз слишком уж громко треснув, разорвалось напрочь.

Другой.Я плотно окутываю лицо своим дыханием, чтобы не простыть и не пропустить тренировку. Бодро вскидываю ноги и верчу головой. И пока не могу представить себе, как это подействует. Жертва, о которой шла речь выше, увидела нас и сразу же приготовилась бежать, это похоже на поведение отщепенцев, что отваливают из группы. Но решиться — еще не значит добиться. Это не та смелость, что города берет. Возможно, жертва подумала, что можно избежать смерти, установив с нами личный контакт, вы как думаете? К черту жертву, стряхнем ее с себя, как стряхивают перхоть! Давай бутылку, открывай пачку!

Как, наша жертва — женщина? А мы и не заметили! А если и заметили, то слишком поздно! Эта мертвая крестьянка в цветастом рабочем халате и была моей жертвой? Нет! Не может быть! Такая жертва недостойна меня. Зачем же я — все еще пинаю голову этой женщины своими боевыми сапогами? Ни к чему все это! Она ведь уже мертвая! Ясно же, что я уже ничего не могу причинить этому истекающему кровью пугалу. Хоть убей, не могу понять, на что она надеялась, вступая со мной в единоборство. Придется ненадолго опустить со лба на глаза свои не совсем настоящие очки фирмы «Ray Ban», чтобы увидеть, кого это я пинаю. А вдруг она притворяется, эта женщина, и даже после смерти вопьется зубами в мою ногу, она у меня и так болит. Эта женщина готова сожрать даже бьющую ее руку!

Другой.В конце концов, мы представляем культуру движения, когда жалуемся на тяготы жизни и всей тяжестью этих тягот, нет-нет, не всей сразу, обрушиваемся на одних, чтобы потом сразу же пожаловаться на других. Чтобы слиться воедино со всеми этими плавлеными сырками, что бьют в нос из тысяч, из миллионов выброшенных носков. Отвращение, которое мы чувствуем к себе извне, естественно, лишь укрепляет наши контакты изнутри. Движения, возникающие у других, мы пытаемся подавить. Любовники показывают друг другу свои фигуры, мы показываем другим, кто в доме хозяин. Ну и где тут разница? По крайней мере одно возражение уже стучится в нашу дверь: когда вандализм и бесчеловечность входят в привычку, то, возможно, не найдется места даже для нас, соседей.

Простите, что я сейчас попыталась быть доброй. Я только что вышла из антикварного магазина, где запаслась старыми ценностями — новых мне нигде не удалось найти, они везде сразу же расходятся. Рядом был ювелирный магазин, и я запаслась украшениями, неподалеку находился магазин зонтиков, там я купила себе зонтик. В лавке изделий ручной работы я приобрела плед. Нет, выставку вермахта, против открытия которой я отчаянно протестовала и безуспешно добиваюсь ее закрытия, вы найдете на другой стороне улицы!

Другой.Разве и в самом деле есть люди, которые хотели бы заполучить обратно своих дорогих покойников? Эта баба воет все время, что сегодня нет больше ценностей. Да вот же они! Следуйте за мной! Яма на месте, я позабочусь, чтобы вы в нее упали! Хоть убей, не знаю, куда сегодня подевались ценные марки. Вчера у меня еще было несколько, в этом я совершенно уверен. Мой дорогой! Сейчас я наклею одну из них на вас, и вы тут же исчезнете!

Разве та молодая женщина, которую я недавно бросил в реку с бетонным кольцом на шее, сама по себе имеет хоть какую-то ценность? Не думаю. Разве какую-то ценность представляла собой золотая цепь с бриллиантом в форме обрамленного венком сердечка, которую я пытался тайком вывезти из Швейцарии? О, я этого не знал! Вы только следуйте за мной! Что? Там все еще осталось несколько женщин, не желающих оторваться от смертельно бледных уст своих мертвых мужей? Просто уму непостижимо! Следуйте за мной, не за ними! Откуда мы их возьмем, этих мертвецов? Выроем из могил? Об этом не может быть и речи. Пусть этим занимаются другие. Лучше мы послушаем музыку, которая бьет по нашим стылым ушам, как осколки шрапнели. Эта музыка поднимает наш дух. Эта музыка способна оживить мертвых. Но мы этого не хотим, а то они возьмут да и потребуют устроить свою собственную выставку! Кого мы еще недолюбливаем, так это всяких непосвященных, посторонних, которые еще не нашли места для своих могил, не знают, чем укрыться, от кого защититься и в какую музыку закутаться.

Другой.Да нет же да нет же да нет же! Мы страшно любим именно непосвященных! Само собой, мы приближаемся к ним с некоторой робостью. В комнате, где стоит наш телевизор, висит записка: пожалуйста, соблюдайте полную тишину! Ладно, будем соблюдать. Не нарушают они, значит, и мы не станем. И курить не будем, хотя давно ужас как хочется. Ладно, чего уж там. Но вот этот непосвященный все-таки курит. Отлично, тогда закурим и мы!