Теодор Рошак - Киномания

— Вы ее видели?

— Да. Мне объяснил ее смысл доктор Бикс.

— Да, Бикс. Важная фигура. И он вам сказал?..

— Ничего толком он мне не сказал. Он не очень разговорчив.

— Эта история довольна драматична. Они были на волосок от гибели — бежали во тьме ночной в последний момент перед штурмом. Потом эти трое направились в три далеко отстоящих друг от друга города — Толедо, Аахен и, возможно, в Прагу. Ходят слухи, что они взяли с собой главное катарское сокровище. Другие говорят, что, кроме одежды, у них с собой ничего не было, и они жили в нищете, попрошайничали на дорогах. Понемногу вокруг старейшин стали собираться маленькие группки беженцев — голодных, оборванных, испуганных. Самый большой приход составлял не больше десятка человек. Все, кто остался. По договоренности старейшины тайно встретились снова через три года в деревне под Барселоной — на безопасной территории. Они встретились в годовщину резни в Монсегюре. Печальный повод. С этой встречи (с Геронского совета, как называют его дуалисты) и берет свое начало возрожденная катарская церковь. Там были составлены все их земные планы. Впрочем, скорее их можно назвать подземными, подпольными. Главное решение принято. Церковь альбигойцев станет тайной, церковью в изгнании, она никогда больше не заявит открыто о своем существовании, никогда не будет открыто принимать в свои ряды верующих или проповедовать свое учение. Но в то же время она продолжит выполнять свою миссию: находиться в первых рядах борцов против Бога Зла.

Но как это возможно, если инквизиция упрямо продолжала делать свое дело? И тогда старейшины прибегли к дерзкой хитрости. Они стали готовить небольшие отборные группы молодых катаров для проникновения в один из рыцарских орденов. Тамплиеров они выбрали потому, что те были богаты и влиятельны. Но как вам известно, папство вскоре догадалось о плане катаров. Церковь не колебалась и нанесла по тамплиерам смертельный удар. Но и тут кое-кто из выживших перебежал в другие ордена — к госпитальерам, к мальтийским рыцарям. Их преследование продолжилось и там. В конечном счете от этой стратегии отказались. Военные ордена были слишком известны, слишком близки к римской курии.

После этого наступил почти двухсотлетний период, о котором мы почти ничего не знаем, — где и как выживали еретики. Мы полагаем, что они образовали маленькие, разбросанные по всему свету группки и нередко выдавали себя за правоверных католиков. Наконец в семнадцатом веке, в хаосе Тридцатилетней войны, они снова всплыли на свет божий — на этот раз в виде благотворительной организации — Сироток бури. Это становится их новым лицом в глазах общества и их миссией — спасение детей. А после войн по всей Европе остается множество детей, нуждающихся в спасении. Ах, как похвально, что эти добрые христианские души пришли на помощь невинным детям и позаботились о них. Во времена потрясений никто не может быть уверен в чьей бы то ни было религиозной ориентации. Расплодилось такое множество всяких сект, на улицах появилось столько пророков с выпученными глазами, возникло столько милленаристских культов. Нередко сирот принимали за католический религиозный орден — путаница продолжается и по сей день, а им это на руку, как покровительственная окраска.

Как бы там ни было, они приносят столько пользы, что узнать об их целях никому и в голову не приходит. А у них глубокие корни. Выясняется, что сиротские приюты избавляли дуалистов сразу от нескольких проблем. Они позволяли им рекрутировать новых членов в нежном юном возрасте, когда ум еще не сформировался. А ведь вам известно, что все сироты воспитываются в катарской вере. Подумайте об этом. Церковь, которая имеет полный контроль над образованием и воспитанием каждого из своих членов на протяжении четырех столетий. Кроме этого, им нужно было решить проблему естественных человеческих желаний. Ведь вы знакомы с катарским учением?

— Да. Они желают стать «евнухами царства Божьего». А это означает отказ от сексуальных отношений.

Анджелотти поправил меня.

— Не совсем так. Да, есть катары — так называемые совершенные, — которые полностью отвергают для себя секс, как безбрачные священники у католиков. Но остальным членам церкви делается поблажка. Необходимая уступка слабостям плоти. Вы знаете, мне рассказывали, что сексуальность катаров может принимать самые причудливые формы. Некая разновидность западной тантрической йоги. Вам известно, что катары не отличаются пуританским ханжеством, когда заходит речь о телесных удовольствиях. Нет, они возражают только против размножения. Вот именно в этом наши церкви и расходятся самым решительным образом. И в самом деле, вы никогда не задумывались: почему наша церковь так возражает против контрацепции? Потому что мы рассматриваем ее как часть катарского заговора. Мы не допустим, чтобы они одержали победу на этом фронте. Итак, вы видите, что их позиция такова: сексу — да, деторождению — нет. Это порождает очевидную проблему. Как наши друзья поколение за поколением пополняют свои ряды?

— Воспитывая сирот.

— Именно. А там, где имеется такая возможность, они создают сирот.

— Уж не хотите ли вы сказать, что они убивают родителей?

— Нет-нет, они против кровопролития — даже крови животных не проливают. Они строгие вегетарианцы. Не позволяют себе даже мяса и яиц. Но известно, что они похищают детей. Или покупают.

— Покупают?

— В Третьем мире есть страны, где такое возможно. Видите, как все здорово получается? Ряды катаров в достаточной мере пополняются из сиротских приютов людьми, которые с младых ногтей воспитываются в Великой ереси.

Анджелотти говорил ровным, переливчатым баритоном, который придавал всему сказанному им полнейшую достоверность. Слушая его рассказ, я понимал, что не в силах противостоять его убежденности. Но оставались еще вопросы, которые я должен был задать.

— Послушайте, мне вот что постоянно не дает покоя. В глазах церкви сироты являются еретиками. В этом нет никакого сомнения, верно?

— Верно.

— Хорошо. Но ведь есть особенно зловредные еретики, которые творят свое зло сегодня, среди нас. И вы говорите, что церковь все о них знает, потому что вы — я имею в виду Oculus Dei — вот уже около века бьете тревогу в стенах Ватикана. Но церковь-то ничего не предпринимает. Напротив, она обращает свой гнев против вас. Осуждает вас, лишает сана. Почему?

Анджелотти скосил на меня глаза, в которых появились веселые искорки недоумения.

— А вы чего ждали?

— Что церковь прислушается к вам, поверит, обрушится на отступников. Разве не церковь в свое время учинила бойню альбигойцев, истребив их до последнего мужчины, женщины, ребенка.