Салман Рушди - Восток, запад

Может быть, именно потому через некоторое время все сюжетные линии смыкаются именно на Йорике, а исстрадавшийся принц превращает орудие шутки в орудие мести.

Теперь вам понятно, Читатель, что на самом деле Гамлета терзают два ненавистных образа: Офелия и король слились в его распаленном гневом мозгу в единое целое (можно сказать, связались брачным союзом). И Гамлет наконец придумывает, каким образом сделать так, чтобы стряхнуть с себя давившую, будто камень, ярость и одним ударом сбить с ветки обеих птичек (ярость принца подобна гневу Медузы — при виде ее любая живая плоть способна обратиться в мертвый гранит).

Под конец мы услышим, как маленький принц бродит, бродит кругами по комнате, а губы его бормочут злобный стишок-загадку:

Итак, Читатель, примите мои поздравления: все эти мрачные сцены суть порождение вашей фантазии, доказывающей, что она куда точнее и изощреннее моего повествования.

Вы, Читатель, вообразили себе все до такой степени отчетливо, что последняя оставшаяся передо мной задача чрезвычайно проста. Осталось лишь вывести Гамлета с Йориком на площадку перед Эльсинором (одного на плечах у другого — как это было у них заведено), где принц вольет в ухо шуту волшебную отраву, и Дураку вместо видения действительности достанется одна только ее видимость.

Вы, конечно, уже сами обо всем догадались. Сейчас здесь появится призрак ныне здравствующего отца Гамлета и начнет гоняться за шутом; потом появится второй призрак, тоже живой, — Офелии, жены Йорика, в смятом платье; а полупрозрачное тело ее раздвоится и обовьет короля светящимся эктоплазмическим ореолом.

— Что такое этот королевский яд?

Так что вам, Читатель, осталось лишь разгадать загадку, и вы поймете… Ну хорошо, подскажу. То, о чем говорится в стишке, — РЕЧЬ.

Вот воистину убийственный яд! Не подлежащий обнаружению и до того коварный, что от него до сих пор не найдено противоядия. Короче говоря, сейчас Гамлет убедит отцовского Дурака в том, что якобы его отец с женой Йорика… стало быть, Офелия с Горвендом… Нет, лично я не в силах произнести вслух глагол, обозначающий данное действие, тем более что в действительности и действия никакого не было. В тексте, кажется, написано, что жестокий мальчишка в довершение ко всему принес (это место размыто древней слезой или еще какой солесодержащей жидкостью) «доказательство» — парочку золотых пробок, завернутых в ловко им самим подделанную любовную записку. Или это был носовой платок? Впрочем, подобные мелочи не имеют значения. Дело было сделано, и глупость Йорика была представлена всему миру: профессиональный Дурак позволил принцу себя околпачить и оказался полным болваном не только в глазах принца, но и в своих собственных, поскольку — ему-то действительность виделась именно так — он со своим колпаком опростоволосился перед обожаемой женщиной, и та считает его теперь Дураком, а также ослом, причем самым что ни на есть идиотским, иначе говоря, рогатым.

Самое странное — и здесь-то и кроется темная суть происшедшего, — что Йорик, ставший Дураком, с вашего позволения, натуральным, утратил привилегии Дурака, так сказать, профессионального. Должность дозволяет валять дурака безнаказанно, дурацкое платье — хорошее прикрытие тем, кто вслух говорит правду: и слушатели посмеются, и голова останется на плечах, продолжая позванивать нелепыми колокольчиками. Да, некогда Дураки были истинными мудрецами, мудрыми, как стрелки часов, поскольку точно знали, когда что сказать. А вот наша мудрая стрелка — наш Йорик, одураченный принцем, — потерял направление, сбился, побежал не в ту сторону и повел себя и впрямь как идиот, произнеся, как всякий охваченный ревностью муж, свою гневную речь с убийственной для себя серьезностью.

Гамлет, заставивший Дурака совершить роковую глупость, доволен: он добился своего. Говорят же вам: он в шуте видел того же отца, а теперь этот отцезаменитель, отравленный ядом речей, пролившихся из младенческих уст, восстает против венценосного оригинала.

Что же дальше?

А дальше: Горвендиллюс спит, один как перст в своем Гефсиманском саду. Входит Йорик с пузырьком проклятого сока. Яд, влитый Гамлетом в одно ухо, теперь перелит — во всяком случае, выглядит это именно так — в пузырек, откуда он переливается дальше, прямиком в ухо королевское. Горвендиллюс умирает, в то время как безвинно обвиненная мужем отвергнутая Офелия с горя теряет рассудок и слоняется вкруг дворца в цветочном своем безумии, пока не падает бездыханной: а потом именно в ее безумии Клавдий находит ключ к разгадке, вычисляет преступника — вот и всё, вот вам и вся история.

Правда, вскоре там происходит и нечто странное — чувствуется работа чьей-то незримой руки! Некто, чьего имени я не знаю, похищает Голову Слуги и, пошептавшись с кем нужно, получает разрешение захоронить ее на Эльсинорском кладбище, где через сколько-то лет принц нос к носу столкнется со своим безносым обвинителем. А вот тогда этот утративший имя любитель подшутить над королями получит наконец невыразимое (но, возможно, заранее просчитанное) наслаждение от завершения сей давно начатой партии.

Там-пам-пам, там-пам-пам и там-пам-пам… Время идет, Читатель, и каждый из нас вправе проводить его свое в свое удовольствие: кто барабанит пальцами, кто спит, кто флиртует, а кто занят извлечением мелодических звуков из сосисочных струн — кому как больше нравится; лично я люблю что-нибудь напевать себе под нос, например: там-там, пам-пам-пам. (Если мелодия не в вашем вкусе, подите и проведите свободное время в другом месте; свобода без тренировок становится подобна нетренированному спаниелю — тупеет и хиреет; так что потренируйте ее, сэр, потренируйте, в тренировке весь фокус.)

А мы? Мы, уже через много лет, возвращаемся к нашим героям, и что же мы видим? Конечно, не Йорика, который давным-давно слег в могилу, а ТЕНЬ ЙОРИКА. Ей, похоже, теперь все равно, за кем охотиться, и она охотится за кем ни попадя, норовя немедленно проникнуть жертве в мозги, и потому можно смело сказать, что теперь-то Йорик уж точно не в своем уме… О Читатель, совсем что-то неладно стало в Эльсиноре!

Гертруда, таким убийственным образом «избавленная» собственным сыном от не-убийцы мужа, во все долгие годы царствования короля Клавдия оставалась безутешной. (Тут моя версия всерьез расходится с версией мастера ЩЕЛКОПЕРА, откуда следовало бы выбросить по меньшей мере один трагический монолог. Но чтобы его все-таки сохранить для будущих поколений, предлагаю считать, что за давностью лет истина слишком потемнела, чтобы ее разглядеть, что доказательств нет и выяснять подробности бессмысленно, и потому все имеющиеся варианты имеют право на существование.) Или же могу предложить еще одну свою версию: проходит много лет, королева Гертруда наконец выходит замуж за Клавдия, Гамлет этим событием раздражается, и время в его раздраженном мозгу смещается, так что позднее детство и ранняя юность промелькнули для него не более чем за два месяца (ах нет, кажется, даже меньше… Понять его легко: разве они не вместились только что в короткое мгновение, за которое лично я всего-то и успел, что спеть себе под нос там-пам-пам? Разве не промелькнули они и для вас, пока вы ходили выгуливать Свободу, эту сукину дочку? Если вы согласны со мной, то в таком случае теперь у вас вместо одного безответного вопроса два — ну и, надеюсь, достаточно?)