Адель Фернандес - Ранний плод - горький плод

— Перестань, Жиль, ты раздавишь меня, испортишь мне прическу. — Она быстро целует мужа в лоб, оставляя следы помады. — Вытри, — смеется она и бросает ему салфетку.

— Жорж уже спускается? — спрашивает Матильда.

Франсина облизывает указательный палец, который она опустила в половник с вареньем.

— Очень вкусно, Матильда! Нет, Жорж еще не закончил с этими господами снабженцами. Все считают и считают. На этот раз с ними пришел молодой немецкий офицер, красавец, очень элегантный: каблуками щелкает, склоняется, целует ручку, выправка отличная. Он спросил меня на безукоризненном французском языке, не согласилась ли бы я как-нибудь приехать в отель «Король Рене» и спеть для них.

— Ты никогда не будешь петь для них, — говорит Жильбер.

— Почему? Немцы очень музыкальны.

— Очень! — сухо соглашается Жильбер. — Они и солдаты тоже очень хорошие. Убивают превосходно.

— Раз война кончилась и они остаются здесь, надо же как-то их терпеть, — возражает Франсина, облизывая языком половник.

«Она похожа на маленькую девочку, — умиленно думает Жильбер. — Война... Она не может понять... она никогда не поймет».

— Нет, война не кончилась, — очень спокойно говорит Матильда и пересекает кухню, держа в руке детскую бутылочку с молоком.

В кухню врываются стрекот цикад и шелест листвы, и дверь в сад закрывается за ней. Жильбер слышит шаги Матильды в виноградной беседке, нетерпеливый крик Клоди, легкий скрип коляски, когда Матильда поднимает тюль и берет ребенка на руки. Он знает: сейчас она сидит на скамье под большой липой с малышкой на коленях. Клоди, прожорливое дитя, вцепилась в свою бутылочку, сжав губы и кулачки. Жильберу хотелось бы встать, выйти посмотреть на них — на Матильду и на ребенка, как они сидят, в пятнах солнца и тени... такая мирная идиллия! Но он не двигается с места. Он смотрит на Франсину, которая, как кошечка, слизывает последние капли варенья. Она стоит перед ним, тонкая, гибкая, поразительная.

На лестнице послышались шаги, затем в прихожей. Можно различить неровные шаги Жоржа и постукиванье его трости. Короткое вежливое прощание. Жильбера коробит оттого, что брат его говорит и отвечает по-немецки учтиво, чуть не заискивающе и уж во всяком случае добродушно, что бесконечно раздражает Жильбера.

— Смотри-ка, Жорж старается вспомнить немецкий. Он ведь не был таким хорошим учеником...

Франсина замирает с поднятой рукой, в которой держит половник.

— Ну и что, раз ему это нравится. Матильда же говорит по-испански с Хосе.

— Да они ведь нас раздавили, а теперь топчут! — в бешенстве восклицает Жильбер. — И мы должны еще перед ними заискивать! Ты должна постараться понять, Франсина.

Франсина кладет половник в таз.

— Но я все поняла, Жиль, я очень хорошо поняла. Мы побеждены, мы должны терпеть оккупантов. И самое разумное — по возможности ладить с ними.

— Она права, — говорит Жорж, появляясь на пороге.

Он опирается на трость, слегка наклонившись вперед. «А он постарел», — думает Жильбер. Однако такое впечатление создается только его сутулостью, легкой сединой в волосах и животиком. Жоржу тридцать семь лет. На полном лице — ни малейших следов усталости. Видно, что он следит за собой. Несмотря на увечье, Жорж очень элегантен в своем сером, отлично сшитом костюме. Никогда, даже в деревне, он не появляется без галстука и крахмального воротничка. Он с некоторым трудом садится у стола, вешает трость на спинку стула и повторяет:

— Она права. Мы ничего не выиграем, строя кислую физиономию. К тому же они очень любезны. Не разрешай Луи сбивать тебя с толку. Сопротивляться?.. Какая глупость! Сопротивляться кому? И чем? Бороться голыми руками с немецкой военной машиной, которую не смогла остановить наша армия? Безумие! Подобная глупость, подобная бравада могут привести к тому, что нас всех расстреляют. Не будь дураком, Жиль, это все, что я должен тебе сказать.

Но Жильбер больше не слушает — он думает о Луи, о том, как оба волновались при встрече. Жильберу хочется выскочить из дома, бегом пересечь долину, как во времена детства, перепрыгнуть через изгородь из боярышника, разделяющую их земли, и крикнуть во весь голос: «Эй, Луи, старый костоправ, грязный гробокопатель!»— и все прочие дурацкие шутки их юности. «Доктор кушают», — скажет старуха Мари, поджав губы. Конечно, сейчас не время идти к нему — он и не пойдет. Может быть, Луи сам зайдет к ним выпить чашечку кофе, прежде чем отправиться с визитами к больным.

Матильда вернулась из сада. Она полощет бутылочку из-под молока, ставит ее на раковину, затем подходит к плите, берет большой котел и несет к столу. Блюдо единственное, но не скудное: капуста, картофель с салом, фасоль, приправленная луком, помидоры, пахнущие тмином и шалфеем.

— Огород пока еще может кормить всю нашу семью, — говорит Матильда.

Окутанная паром, она стоя наполняет каждую тарелку. Франсина сидит ждет. «Она никогда не поможет Матильде, — думает Жильбер, — никогда и ни за что на свете... Надо будет ей сказать, что это уж слишком». И он говорит:

— Садись, Матильда, а я подам. Ведь ты за весь день не присядешь...

— Ты узнал что-нибудь для парнишки? — спрашивает Жорж.

— Да, эти Клаверия из Марселя не хотят его брать. Раньше они соглашались из-за тетки: она нужна была им.

— Ну и что же теперь будет?

— А то, что я оставляю его здесь, — говорит Жильбер. — Если консульство найдет кого-нибудь из членов его семьи, я помогу ему вернуться на родину. А до тех пор он останется здесь и будет работать в усадьбе.

Это произнесено тоном, не терпящим возражений: в конце концов, Жильбер ведь у себя. Хосе опускает глаза, он ест — только рука, судорожно сжимающая вилку, слегка дрожит. Он страшится тех слов, которые Жорж может произнести, страшится и его молчания. Жорж пытается поймать взгляд Матильды. Она улыбается ему:

— Я довольна, он мне много помогает.

Жорж пожимает плечами.

— Я правильно сделал, что поручил тебе добывать провизию, но ее понадобится вдвое больше, если мы станем принимать всех беженцев.

Тон высокомерный, но не гневный. Жильбер опасался злого брюзжания брата, но Жорж умолк. Он ест быстро, почти с жадностью, и, ничуть не заботясь об аппетитах других обедающих, снова протягивает Матильде тарелку, чтобы она наполнила ее.

— «Всегда за столом сидеть я способна, спосо-о-об-на», — затягивает вдруг Франсина, и Жорж, сразу размякнув, улыбается ей. «А он изменился, — думает Жильбер. — Это влияние Матильды, а может быть, — и Жильбер чувствует, как что-то кольнуло его в сердце, — влияние Франсины, очарование, красота Франсины, ее колдовские чары?» Жильбер кладет руку на плечи Франсине. Жест оберегающий, нежный? Или же это жест собственника? Жорж отводит взгляд в сторону. Хосе в это время поднимает голову и пристально смотрит на Матильду. Она спрашивает его: