Джумпа Лахири - На новой земле

— Тебе что, купить упаковку в шесть банок?

— Нет, я предпочел бы целый ящик.

В прошлом она платила за все не раздумывая, но теперь ее покоробило, что он даже не полез за бумажником.

— Да, и еще бутылку водки.

— Водки?

Он вытащил из пачки еще одну сигарету.

— До черта длинные каникулы нам предстоят, скажу я тебе.

Когда они вернулись домой, родители были уже в постели, но Судха настояла, чтобы они спрятали спиртное. Поскольку мать могла в любой момент устроить в комнате Рахула уборку или осмотреть его шкаф в поисках грязного белья, они засунули большую часть пива в ящики комода в комнате Судхи. Бутылку водки «Смирнофф» Судха завернула в свой старый свитер и убрала за книжный шкаф. Она сказала Рахулу, что так будет надежнее, но он лишь равнодушно пожал плечами. Он вытащил пару банок пива, клюнул ее в щеку и отправился к себе, снисходительно махнув рукой, когда она сказала, что устала и не будет пить с ним вместе.

Рахул родился, когда Судхе было шесть лет, и ее первым осознанным детским воспоминанием стала ночь, когда у матери начались схватки. Она помнила, что они с родителями были на вечеринке в доме бенгальских друзей в Пибоди и что ее оставили там ночевать, поскольку отец сразу же повез мать в Бостонскую больницу. У них даже не хватило времени заехать за чемоданом, который Судха помогала собирать: ночная рубашка, зубная щетка, увлажняющий крем для лица. Хотя умом маленькая Судха уже понимала, что вскоре нее должен родиться братик или сестричка, и даже чувствовала пинки и тычки, которыми будущий ребенок реагировал на любое прикосновение к материнскому животу, в ту ночь она была в полном отчаянии, поскольку не сомневалась, что ма умирает. Мать стояла, дрожа, около стены, прижавшись лбом к обоям, и стонала. «Уходи!»- резко сказала она Судхе, когда девочка робко погладила ее руку. «Уведи ее! — истерически крикнула она отцу. — Незачем ей видеть меня в таком состоянии». После того как родители уехали, вечеринка продолжалась как ни в чем не бывало. Судху отправили играть с другими детьми в цокольный этаж, а взрослые сели ужинать. Потом она спала на маленьком диванчике в комнате, где не было мебели, только стояла гладильная доска, прислоненная к стене. Наутро, после ужасного завтрака из хлеба с маргарином, который она проглотила, давясь слезами, последовал звонок: у Судхи родился брат.

Она, конечно, предпочла бы сестренку, но была рада и братику, уверенная, что вдвоем им станет веселее, а то одной в родительском доме ей было скучно и довольно неуютно. Мебель у них в комнатах всегда стояла на своих местах, а два свежих номера «Тайм» непременно лежали на журнальном столике в столовой. Ни соринки, ни пылинки, не то что в домах ее смешливых американских подружек: там вещи заполняли все свободное пространство, раковины были измазаны зубной пастой, мягкие кровати не застелены. К ее радости, с появлением Рахула беспорядок на какое-то время воцарился и у них в доме. Теперь спальня родителей была завалена пеленками, лосьонами и присыпками, на кухне громоздилась батарея бутылочек с сосками на концах, да и весь дом пах как младенец: молоком и мочой. Судха с энтузиазмом приняла братика к себе в комнату: задвинула свои игрушки в угол, освобождая место для его колыбели, пеленального столика и манежа. Игрушек на рождение Рахула надарили целое море; мать сложила их в манеже, ожидая, пока малыш подрастет. Судхе больше всего нравился белый кролик с красными глазами-бусинками: когда она нажимала ему на живот, он начинал играть песенку. И ей совсем не мешал плач малыша, даже если он будил ее ночью: в комнату сразу же входила мама, начинала баюкать и качать братика, напевая бенгальские песенки о рыбных косточках и непослушных мальчиках, под которые Судха счастливо засыпала. В аптеке Судха сама выбрала красивую открытку, оповещающую мир о рождении нового члена их семьи, и мама купила целую сотню таких открыток, а вечером Судха помогала ей наклеивать на конверты цветные марки. Родители фотографировали маленького Рахула в разных позах: когда он спал, ел, принимал ванну, даже когда орал во все горло, некрасиво перекосив крошечное лицо. Судха сама вкладывала распечатанные фотографии в специальный альбом, который родители купили в честь рождения младенца, — поскольку тот оказался мальчиком, обложка альбома была шершавая, как ткань ее джинсов.

Конечно, все было не так во времена, когда родилась Судха. В Лондоне ее родители снимали две крошечные комнаты у бенгальца по имени мистер Пол. Именно мистер Пол и сделал немногочисленные сохранившиеся фотографии маленькой Судхи, одетой в кружевное белое платьице. Такие платья надевают девочкам на церемонию крещения, но ее мать понятия об этом не имела, ей просто понравились белые кружева. Мистер Пол приютил родителей в самый тяжелый для них момент: мать Судхи была беременна, и их предыдущая домовладелица, престарелая англичанка, приказала съехать — она терпеть не могла детей и не желала, чтобы в ее доме появился младенец. Родители рассказывали, что в Лондоне в шестидесятых годах объявления о сдаче комнат пестрели заметками: «сдается только белым», и поэтому тот факт, что они были индусами, да еще ждали ребенка, ставил их в самое невыгодное положение. Если бы не мистер Пол, отцу Судхи пришлось бы, наверное, отправить свою жену рожать обратно в Калькутту, и тогда неизвестно, как сложилась бы в дальнейшем их жизнь. Этот период семейной истории всегда казался Судхе в чем-то сродни библейскому сказанию: он был полон мистических тайн, предзнаменований и Божественного вмешательства, как будто ее семья спаслась во время потопа или целой и невредимой вышла после сорока лет странствий в пустыне.

Четыре года спустя родители Судхи переехали в Массачусетс, так как ее отец перешел из компании «Баджер» в компанию «Рэйтеон». Они практически ничего не взяли с собой, у Судхи не сохранилось ни одной английской игрушки, правда, ее мать так пристрастилась к овсяному печенью «Мак Вити», что потом всю жизнь завтракала только им, и до конца своих дней носила исключительно бюстгальтеры от «Маркс и Спенсер». В начальной школе их попросили рассказать о первых годах жизни, и одноклассники Судхи натащили одеялец, крошечных ползунков и пинеток, а она смогла показать лишь несколько старых фотографий, сделанных когда-то мистером Полом, чем вызвала отчаянную зевоту у всего класса.

Но после рождения Рахула маленькие расстройства детства уже не имели значения. Пусть сама Судха скользила, падала и даже ушибалась, она была намерена уберечь брата от унижений, которые выпали на ее долю, и сделать его образцовым американским ребенком. Она придумывала, какие игрушки ему понравятся, и выкапывала на распродажах, устраиваемых соседями, то большой красный грузовик, то пластмассовый чемоданчик, который раскладывался в целую ферму, то электронный ящик, говорящий голосами домашних животных. Она просила родителей купить ему книжки, которые сама обожала в детстве: «Питера Пэна», «Плюшевого кролика», «Лягушку и Жабу». Когда отец, пожав плечами, заявил ей, что, пока ребенок не умеет читать, ему незачем дарить книжки, Судха начала приносить их домой из школьной библиотеки и читать брату на ночь. Она велела родителям поставить на газоны «дождик», чтобы Рахул мог бегать сквозь струи воды, как любой нормальный счастливый малыш, а также повесить на крыльце качели. На праздники, в особенности на Хеллоуин, Судха сама придумывала и шила брату чудесные экзотические костюмы, наряжая его то как слона, то как холодильник: она слишком хорошо помнила убогие попытки матери нарядить ее в простыню, а лицо закрыть бумажной маской, выпавшей из хлопушки. Конечно, временами игры, которые она придумывала для братика, занимали ее саму гораздо больше, чем его: то она залезала на его качающееся кресло, то часами кропотливо строила из конструктора замок, который Рахул, весело смеясь, за одно мгновение разрушал своими маленькими толстыми ручками.