Жан-Кристоф Руфин - Глобалия

Естественно, столь грандиозный замысел мог осуществиться только при поддержке спонсоров. Это сотрудничество самым благотворным образом сказывалось на заключенных, которые убеждались, что именно экономическая деятельность в первую очередь способствует социальной адаптации. Теперь, благодаря рекламе, заключение больше не предполагало отказа от потребления. Напротив, оно способствовало перевоспитанию граждан, склонных пренебрегать этой основополагающей стороной общественных отношений.

В каждую из четырех стен камеры был вделан огромный экран, защищенный бронированным стеклом. Два из них заключенный мог по своему усмотрению переключать с помощью специального пульта, прикрепленного к койке. Два других работали постоянно: на одном шли спортивные программы, прерывавшиеся рекламными блоками, на другом — видеоклипы песен вперемежку с презентацией разнообразных товаров. Выключить их было нельзя, дозволялось убавить лишь звук.

Байкал, не сомкнувший глаз с тех пор, как его арестовали, сразу же повалился на койку и проспал несколько часов подряд. Проснувшись, он отключил все экраны, какие смог, улегся обратно и уставился в потолок, отводя взгляд от тех, что продолжали работать. Он знал, что подобное поведение, зафиксированное многочисленными следящими устройствами, будет истолковано не в его пользу. Считалось, что готовность жить по тюремным правилам говорит об улучшении адаптации к обществу и скором перевоспитании, и срок наказания за это могли сократить. А вот неприятие этих правил, при всей кажущейся парадоксальности, свидетельствовало о том, что лишение свободы пойдет гражданину на пользу.

Все это Байкал прекрасно знал, но ему было безразлично. Он думал о Кейт, снова и снова переживал последние минуты, проведенные с ней, силился понять, куда она могла исчезнуть. По дороге в тюрьму арестовавший его унтер-офицер уверял, что не видел на той тропинке никого, кроме Байкала. Но разве можно было верить этому лицемеру?

— Где же теперь Кейт? — спрашивал себя Байкал. Увидит ли он ее еще? Тяжелее всего было то, что они расстались, не успев помириться. Будь у него еще всего несколько минут, он бы обнял ее, они бы простили друг друга, и тогда их любовь уже ничто бы не омрачало. И сейчас Байкал не мучился бы от неизвестности и угрызений совести.

Ночь прошла. Подоспел завтрак, а с ним и два психолога. Весь персонал центра состоял из психологов, тем самым пребывание в подобных местах приобретало терапевтический характер. Один посетитель встал у двери с ключами в руках, а второй, одетый в светлый костюм, с широкой улыбкой водрузил поднос на прикрепленный к стене откидной столик. Байкал проголодался, но его едва не передернуло, когда, вскрыв стерильную упаковку, он обнаружил сероватые макароны, синтетический бифштекс, отдаленно напоминавший соевый, и подозрительную пасту неопределенного цвета.

Надзиратель присел к нему на кровать.

— Ну что, парень, все о’кей?

В ответ Байкал прорычал что-то нечленораздельное, и психолог продолжил с удвоенным энтузиазмом.

— Смотрел вчера футбол? Вот это матч! Правда, Рикардо?

Опиравшийся на дверной косяк второй психолог радостно закивал и улыбнулся, выставив напоказ такие же ровные белые зубы, как у первого. Определить возраст этих людей было почти невозможно. Оба они давно оставили позади детство и зрелость и достигли той долгой поры в жизни, когда человеческие органы один за другим заменяются искусственными. Тело превращается в странный коллаж, новенькие аксессуары сияют на фоне несущей конструкции, в которой все же угадывается некоторая поношенность.

— Я знаю, ты здесь уже бывал, — опять заговорил психолог, сидевший на кровати. — Но я бы все равно тебе посоветовал внимательно прослушать эту информацию.

Экран под потолком, где без остановки — несмотря на все безуспешные попытки его выключить — мелькали рекламные ролики, замигал, засветилась надпись: «Добро пожаловать, Байкал». Ее сменил главный глобалийский лозунг, начертанный зелеными буквами на лиловом фоне: «Свобода. Процветание. Безопасность». Зазвучала музыка, появился еще один психолог, все с той же широкой белозубой улыбкой, только на этот раз на экране. Он с места в карьер принялся зачитывать тошнотворное пропагандистское воззвание, которое Байкал знал чуть ли не наизусть.

Ему хотелось закричать, отшвырнуть поднос с едой. Но он знал, что делать этого нельзя. Нельзя было терять контроль над собой. Проявления физической агрессии подавлялись медицинскими средствами — с помощью транквилизаторов.

— Нет! Только не это, — вскричал он, затыкая уши.

— Глобалия, где нам посчастливилось жить, — вещал психолог, — идеальное демократическое государство. Здесь каждый волен делать все, что хочет. Однако человеку свойственно злоупотреблять своей свободой и покушаться на свободу других. САМАЯ БОЛЬШАЯ УГРОЗА ДЛЯ СВОБОДЫ - ЭТО САМА СВОБОДА. Как же защитить свободу от нее самой? Нужно обеспечить безопасность всем и каждому. Безопасность — это свобода. Безопасность — это защита. Защита — это постоянный надзор. ПОСТОЯННЫЙ НАДЗОР - ЭТО СВОБОДА.

— Хватит! — простонал Байкал.

Он уже столько раз слышал эти увещания, что его от них тошнило. Текст сопровождался видеорядом: виртуальный человечек блаженно улыбался, а когда звучало слово «свобода», с идиотским старанием изображал на лице сначала ужас, затем возмущение и наконец благодарность.

Защита — это границы. ГРАНИЦЫ — ЭТО СВОБОДА.

Эта часть программы подбиралась индивидуально для каждого конкретного заключенного, в данном случае она была обращена к Байкалу. На экране, представленная с высоты птичьего полета, проплывала бесконечная череда безопасных зон с их небоскребами, великолепными садами, огромными торговыми центрами, огороженными участками рек и морских берегов. Весь этот подвижный виртуальный макет являл собой воплощение спокойствия и упорядоченности. В следующую секунду зритель неожиданно переносился в тревожный сумрак. Буйная растительность едва пропускала свет. В темноте шевелились какие-то бесформенные тени; пугающее впечатление усиливали кадры с взрывами и пожарами, воспринимаемые на уровне подсознания. И вот, когда вами вот-вот готов был овладеть настоящий ужас, появлялась спасительная завеса. Между кишащими во тьме невидимыми чудовищами и мирной жизнью городов, между Глобалией с ее упорядоченным устройством и царящими в антизонах насилием и анархией вырастала прочная и одновременно легкая стеклянная стена, и страх отступал.

ГРАНИЦЫ, — повторял голос, в то время как мультяшный человечек безбоязненно приближался к прозрачной стене, — ЭТО СВОБОДА.

Байкал в конце концов смирился с тем, что ему придется выслушать эту проповедь до конца. Он знал, что за ней последует перечисление правил содержания заключенных, напоминание о гражданских правах и телефоны государственных адвокатов на тот случай, если у задержанного нет своего собственного. Все произошло именно так, как он предполагал, а затем без всякого перехода на экране снова замелькали рекламные ролики.