Вирджиния Вулф - Комната Дэжейкоба

— Вот он! — воскликнула миссис Флиндерс, обойдя скалу и мгновенно оглядев все пространство пляжа. — Что он там схватил? Положи это, Джейкоб! Брось сию же секунду! Наверняка какая-нибудь гадость. Почему ты убежал от нас? Противный мальчишка! Ну, положи это. Пойдемте оба. — И она повернулась, держа Арчера одной рукой и нащупывая руку Джейкоба другой. Но он ускользнул и подобрал отвалившуюся овечью челюсть.

Размахивая сумочкой, сжимая зонтик, держа Арчера за руку и рассказывая историю о том, как однажды взорвался порох и бедный мистер Керноу остался без глаза, миссис Фландерс быстро поднималась по крутому склону, ощущая все время в глубине души какую-то смутную тревогу.

Там, на песке, неподалеку от любовников, остался старый овечий череп без челюсти. Чистый, белый, натертый песком и отполированный ветром, — на всем побережье Корнуолла не найти больше таких ослепительных костей. Морская трава прорастет сквозь глазницы, он раскрошится, или в один прекрасный день кто-нибудь, играя в гольф, ударит по мячу и рассеет горстку праха. «Нет, ну не в чужом же доме», — подумала миссис Фландерс. Очень рискованно уезжать так далеко с маленькими детьми. Нет мужчины, некому помочь с коляской. И с Джейкобом наказание — уже все делает по-своему.

— Выбрось это, милый, пожалуйста, — сказала она, когда они вышли на дорогу, но Джейкоб увильнул от нее; подымался ветер, и она вытащила булавку из шляпы, поглядела на море и воткнула ее наново. Подымался ветер. В волнах ощущалось беспокойство, как живые существа, они упрямились и ждали кнута, волновались перед бурей. Рыбачьи лодки кренились к самой воде. Бледно-желтый свет прорезал лиловое море и погас. Зажегся маяк. — Пойдемте, — сказала Бетти Фландерс. Солнце било им в лица и золотом покрывало дрожащие в живой изгороди огромные черные ягоды ежевики, которые Арчер пытался сорвать на ходу.

— Мальчики, не отставайте. Вам не во что переодеться, — сказала Бетти, таща их за собой и с беспокойством оглядывая землю, ставшую такой ослепительной от внезапных вспышек света в стеклах садовых теплиц, от непрерывной смены желтого и черного, от пылающего заката и удивительного возбуждения и напряженности цвета, которые волновали Бетти Фландерс и заставляли ее думать о своей ответственности и нависшем несчастье. Она схватила Арчера за руку. Дальше надо было взбираться на холм.

— О чем я тебя просила мне напомнить? — спросила она.

— Не знаю, — сказал Арчер.

— Ну и я не знаю, — сказала Бетти легко и весело, и кто станет отрицать, что такой вот рассеянностью, а также щедростью, природным чутьем, бабьими суевериями, безрассудствами, мгновениями удивительной отваги, ощущением смешного и сентиментальностью, — кто станет отрицать, что именно этим всякая женщина симпатичнее любого мужчины?

Вот, например, Бетти Фландерс.

Она взялась за садовую калитку.

— Мясо! — вскрикнула она, со стуком отодвигая щеколду.

Она забыла про мясо.

В окне показалась Ребекка.

Скудость обстановки гостиной в доме миссис Пирс стала особенно заметна в десять часов вечера, когда на середину стола поставили керосиновую лампу. Резкий свет озарил сад, пересек лужайку, выхватил из темноты детское ведерко и фиолетовую астру и остановился у изгороди. Миссис Фландерс забыла шитье на столе. Там лежали ее очки в стальной оправе, большие катушки белых ниток, игольник и коричневая шерсть, намотанная, на старую открытку. Валялись камышины и номера «Стрэнда», а линолеум был в песке от детских башмаков. Долгоножка пронеслась из угла в угол и ударилась о лампу. Ветер хлестал по окнам крупными каплями, и, попадая на свет, они вспыхивали серебром. Торопливо, настойчиво бился о стекло одинокий листок. На море был ураган.

Арчер не мог заснуть.

Миссис Фландерс наклонилась над ним. — Представь себе фей, — сказала Бетти Фландерс. — Представь себе красивых-красивых птичек, как они уютно устраиваются в гнездышках. Закрой глазки и увидишь птичку-маму с червячком в клюве. Ну, повернись и закрой глазки, — прошептала она, — закрой глазки.

Дом был наполнен звуками льющейся, булькающей воды; вода выливалась из переполненного бака, пузырилась, пищала, неслась по трубам и струилась по оконным стеклам.

— Куда это столько воды льется? — шепотом спросил Арчер.

— Это просто вытекает вода из ванны, — ответила Бетти Фландерс.

На улице что-то лязгнуло.

— Послушай, а этот пароход не утонет? — спросил Арчер, открывая глаза.

— Конечно нет, — сказала Бетти Фландерс, — капитан давно спит. Закрой глазки и представь себе фей, они крепко-крепко спят, а над ними растут цветы.

— Думала, он не уснет сегодня — такой ураган, — шепотом сказала она Ребекке, которая склонилась над спиртовкой в соседней маленькой комнате. На улице бушевал ветер, а маленькое пламя спиртовки горело ровно, заслоненное от кроватки книжкой, стоящей на боку.

— Он все съел, что было в рожке? — спросила шепотом миссис Фландерс, и Ребекка кивнула, подошла к кроватке и отвернула покрывало, а миссис Фландерс нагнулась и с тревогой посмотрела на ребенка, который спал, но хмурился во сне. Окно затряслось, и Ребекка прокралась как кошка и затворила его покрепче. Две женщины шептались над спиртовкой, плетя вечный заговор тишины и чистых рожков, а ветер неистовствовал и вдруг с силой рванул непрочную задвижку.

Обе оглянулись на кроватку. Губы у них были поджаты. Миссис Фландерс направилась к кроватке.

— Спит? — спросила Ребекка шепотом, глядя на кроватку.

Миссис Фландерс кивнула.

— Спокойной ночи, Ребекка, — шепотом сказала миссис Фландерс, и Ребекка в ответ назвала ее «мадам», хотя они и были заговорщицами, плетущими вечный заговор тишины и чистых рожков.

Миссис Фландерс забыла погасить лампу в гостиной. Там были ее очки, шитье, конверт со штемпелем «Скарборо». И шторы она не задернула.

Яркий свет заливал полоску травы, захватывая и зеленое ведерко с золотым ободком, и отчаянно дрожащую астру рядом с ним. Ветер рвался по побережью, с силой набрасываясь на холмы, внезапными порывами обрушиваясь на себя самого. Как он разошелся над городом в низине! Как мигали и дрожали от его ярости огни, огни в гавани, огни в окнах спален наверху! И, катя́ перед собой темные волны, он мчал через Атлантику, швыряя туда-сюда звезды над кораблями.

В гостиной щелкнуло. Мистер Пирс потушил лампу. Сад погас. Все ушло во тьму. На каждый дюйм земли лил дождь. Каждая травинка сгибалась от дождя. Под тяжестью дождя не могли бы подняться и веки. Лежащий на спине не увидел бы ничего, кроме сумятицы и неразберихи — ворочающихся туч и чего-то желтоватого и сернисто-зеленого в темноте.

Мальчики в спальне скинули одеяла и лежали под простынями. Было жарко, как-то влажно и парно. Арчер лежал, разметавшись, отбросив руку на подушку. Он раскраснелся, и когда тяжелая штора слегка поднялась от ветра, повернулся и приоткрыл глаза. Ветер задел еще и салфетку на комоде и впустил немного света, так что стал виден острый угол комода, прямо подымающийся вверх до того места, где выступало что-то белое, а в зеркале показалась серебряная полоска.