Джеймс Скадамор - Клиника «Амнезия»

— Я не играю в лотерею, — отрезал я.

Мы какое-то время сидели молча, вслушиваясь в монотонный рокот прибоя.

— Фабиан, послушай, — продолжил я. — Известно, твоя мать погибла в машине, сорвавшейся с горного склона, правильно я говорю? Согласись, это ведь вполне правдоподобная версия. Что бы мы с тобой ни говорили друг другу.

— Мне нетрудно поверить в то, что погиб отец, — немного помолчав, произнес Фабиан. — Я и сейчас отчетливо его себе представлю. К тому же мы его похоронили. Уже от этого мне немного легче. С матерью все обстоит иначе. Мне легче верить… во многое другое. Почему я увидел ее во время пасхального шествия? Это ведь не какое-то давнее воспоминание. Она действительно была там. В тот самый момент для меня она была живой. Что же здесь неправильного? Это своего рода лакуна. Лакуна, которую я могу заполнить чем угодно. Вроде обитателей этой самой клиники.

— Которой там скорее всего нет.

Фабиан почесал голову и состроил гримасу, как будто я ляпнул нечто неприятное и пошлое, нечто такое, что следует побыстрее стереть из памяти.

— То, что мне известно, и то, что неизвестно, — в равной степени истинно, — проговорил он. — Если существует нечто такое — что угодно, — что способно вселить в меня надежду, я приложу для этого все усилия. Ты понимаешь, о чем я? Ты понимаешь, что даже если из нашей поездки сюда ничего не выйдет, это все равно не будет напрасной тратой времени?

— Понимаю. Как не понять. Хотя давай тогда исходить из того, что клиника может существовать. Мы не будем заполнять никаких лакун, чтобы ни в чем не разочаровываться. Договорились?

Я выжидающе посмотрел на него.

— Договорились, — согласился Фабиан.

— Обещаешь?

Он ничего не ответил.

— Так обещаешь или нет?

— Обещаю. Я и не ожидал от тебя понимания. Тебе все равно не понять моих чувств. Того, что я испытываю постоянно.

Его лицо находилось в тени, и безжалостное солнце нещадно палило нам спины.

— У меня такое ощущение, будто они вошли в мою кровь и все время причиняют боль.

На сей раз промолчал я.

— Вдруг в клинике для жертв амнезии держат запас воспоминаний, как в обыкновенной больнице — запас крови, — продолжил Фабиан. — Даже если мы и не найдем мою мать, то как знать, может, нам удастся по крайней мере отыскать воспоминания о ней, которые я потерял.

— Только потому, что не помнишь ее так же хорошо, как и отца, — неуверенно произнес я, — из этого вовсе не следует, что…

— Я и не утверждаю, что ничего не помню. Кое-что врезалось мне в память.

— Расскажи.

Фабиан немного помедлил.

— Мать любила персики. Всегда их ела. От нее постоянно пахло персиковым соком.

— Похоже, что…

— Память — странная штука, — перебил он меня. — Знаешь, можно ведь создавать воспоминания самому. Я могу заставить тебя навсегда запомнить это мгновение. Для этого нужно каким-то образом его пометить, чтобы никогда о нем не забыть.

— Мне придется какое-то время подождать, прежде чем ты сумеешь убедить меня, что так оно и есть.

— Верно, но все же я попытаюсь, — сказал Фабиан и сел прямо. — Если я захочу, то прямо сейчас сделаю так, что это мгновение навсегда отпечатается в твоей памяти. Я могу обессмертить себя в твоих воспоминаниях.

— Это было бы прекрасно. Послушай, тебе хватит пока курить.

— Готов поспорить с тобой, — не унимался Фабиан. — Ставлю пятьдесят долларов на то, что заставлю тебя запомнить это мгновение, ну, допустим, на десять лет.

— Идет, — согласился я. — Полагаю, через десять лет я смогу легко потратить пятьдесят долларов на такой пустяк, как спор. Во всяком случае, надеюсь, что смогу. Ноты тоже должен запомнить это мгновение, иначе ты не сможешь потребовать с меня деньги, если я проиграю.

— Мне это не нужно. Ты запомнишь его. Ну что, по рукам?

— По рукам. Договорились.

— Тогда давай свою руку. Обменяемся рукопожатиями.

Я протянул ему руку. Фабиан крепко схватил меня за запястье и другой рукой вдавил мне в ладонь зажженный кончик самокрутки.

— Ну ты козел! — взвыл я, пытаясь вырваться.

Однако Фабиан, с усмешкой глядя мне в глаза, продолжал гасить самокрутку о мою руку. На ладони моментально вздулся ярко-красный волдырь, весь в частичках пепла. Наконец Фабиан отпустил меня, и я бросился к воде, чтобы погрузить в нее обожженную кисть.

— От соленой воды заживет в два счета! — крикнул мне вслед Фабиан. — Гарантирую, это мгновение ты запомнишь на всю оставшуюся жизнь.

— Да пошел ты!

Однако следует признать: Фабиан оказался прав. Сегодня каждый раз, когда я смотрю на свою ладонь, то вспоминаю это мгновение. Отметина, которую он оставил на моей руке, — не больше шрамика от ветряной оспы. Она плохо различима, но все равно видна. По одну сторону от былого ожога — две или три линии. Словно отпечаток пальца Фабиана, навсегда запечатленный на моей руке и ставший частью моего кода ДНК.

— Вот видишь? — сказал Фабиан, когда боль немного улеглась и я снова сел на песок. — Это, конечно, экстремальный способ доказательства правоты моих слов, но ведь я мог бы добиться цели, сказав тебе что-то значимое и памятное. Допустим, я сказал бы тебе, что трахался с твоей матерью, и ты бы поверил. И запомнил мои слова. Слова — тоже действия. Правильная фраза с моей стороны имела бы тот же эффект, что и поступок. Она запечатлелась бы в памяти ничуть не хуже.

— Но ты ведь не стал искать такую правильную фразу, верно? Ты взял да и прижег мне руку, черт тебя возьми.

Фабиан снова зажег самокрутку и сделал затяжку.

— И слово было Бог, — произнес он, вытянув губы трубочкой и выпуская кольцо дыма. — Как ты думаешь, это настоящая травка? Я что-то не чувствую никакой разницы.

Я расхохотался так, что свалился с камня.

Пришло время подумать о ночлеге, и мы уже собрались уходить с пляжа, когда за спиной у нас со стороны моря донесся какой-то звук — не то глухой удар, не то взрыв в отдалении от берега.

— Это еще что такое? — удивился Фабиан.

— Наверно, что-то связанное с войной, — предположил я. — Может, где-то рядом идут военно-морские учения?

С этими словами я устремил взгляд в сторону линии горизонта, надеясь увидеть там что-нибудь примечательное.

— Круто! — произнес Фабиан. — Может, мы с тобой станем свидетелями потопления корабля или другого исторического события.

Бум!

— Черт, что же это такое? Кажется, стреляют из какого-то мощного оружия.

— Наверно, взрываются мины.

— Или торпеды. Похоже, перуанцы выследили одну из наших подводных лодок.

— А разве у нас есть подводные лодки?

— Не знаю.

Бум!

— Где-то идет бой.

— Точно. Черт побери, дело серьезное.

— Что там, черт возьми, происходит?

— Это пеликаны, — неожиданно раздался чей-то голос.