Фрэнк Харди - Власть без славы. Книга 1

— Мистер Суинтон обвинил меня в том, что я даю взятки членам высшего органа нашей страны. Я требую, чтобы он привел доказательства. — Джон Уэст вытащил чек из кармана: — Ставлю пятьсот фунтов, что он ничего не докажет!

Он вызывающе повернулся к Суинтону. Председатель взял Джона Уэста за плечо.

— Не смей трогать его, дрянь! — рявкнули Дик и его отряд.

Джон Уэст бросил чек на стол.

— Принимаете пари? Если вы не трус, встаньте и повторите свои обвинения. — Джон Уэст даже побелел от злобы и волнения.

У Суинтона вид был растерянный; глаза его, и без того навыкате, чуть не вылезали из орбит.

Наконец он встал и пролепетал извиняющимся тоном:

— Я не заявлял, что Уэст давал взятки членам парламента.

— Неправда! Джек Уэст говорит, что заявлял! — загремел Дик.

Толпа неистовствовала; люди толкались, напирали на эстраду.

Джон Уэст повернулся лицом к залу.

— Кто внес в девятьсот втором году предложение снизить заработную плату рабочим? Он или не он?

— Не могу же я помнить все свои предложения, — пробормотал Суинтон.

Джон Уэст выхватил из кармана газету и помахал ею под носом у Суинтона. Он уже себя не помнил и не остановился бы ни перед чем.

— Так почитайте, что здесь написано!

— Но я недавно поднял оплату на шиллинг в день, — защищался Суинтон.

— Отвечайте прямо — да или нет? — закричал Джон Уэст.

— Отвечайте прямо! — подхватила толпа.

Заговорил председатель; Джон Уэст перебивал его; толпа кричала, выла, ревела. В середине зала поднялся небольшого роста человек и робко провозгласил ура в честь Суинтона. Одноглазый Томми схватил его за шиворот, выволок в проход и потащил к дверям. Боксеры-любители, получившие приказ действовать только в случае нападения на эстраду, молча выжидали.

Председатель, стараясь перекричать шум, увещевал Джона Уэста. Дик Капуста, решив, что Джону Уэсту не дают говорить, бросился на эстраду, крича во все горло: «Лезь, лезь, хватай их!» Он оказался менее наблюдательным, чем Джон Уэст, и не заметил, что эстрада полна людей. Ему велели взять эстраду приступом — значит, и рассуждать нечего.

— Караул! Помогите! — завизжал насмерть перепуганный председатель.

Полицейские в боковых проходах стали проталкиваться вперед. Дик уже стоял на эстраде. Боксеры только этого и ждали. Два дюжих молодца подхватили Дика и как щепку швырнули обратно в толпу его подручных.

Железные руки схватили Джона Уэста за плечи. Кое-кто из его людей сумел взобраться на эстраду и вступил в бой с молодцами Суинтона.

Полиция была бессильна — протолкаться сквозь толпу оказалось невозможно. Вся оставшаяся публика стоя подбадривала криками франтоватых спортсменов. На эстраде драка шла полным ходом. Головорезам Джона Уэста крепко доставалось. Даже не успев еще влезть на эстраду, они получали удар по голове и валились обратно в зал.

Один из боксеров, замахнувшись стулом, на котором раньше сидел Джон Уэст, с такой силой опустил его на череп Дика, что стул сломался, а Дик упал замертво. Сам Джон Уэст получил искусный удар в правую бровь, и все лицо его было в крови. Он не пытался дать сдачи и думал только о том, как бы унести ноги.

Суинтон и председатель шмыгнули за портьеры, висевшие в глубине эстрады, и спаслись черным ходом.

Молодцы Суинтона оттеснили неприятеля и обратили его в бегство.

Джон Уэст все же ухитрился подобрать свою помятую, продавленную шляпу. Костюм его выглядел не лучше. По лицу все еще текла кровь. Остатки разгромленной шайки собрались вокруг него и на руках вынесли из зала.

В надвигающихся сумерках короткого осеннего дня Джон Уэст стоял во дворе тотализатора, засунув озябшие руки в карманы пальто. В воздухе уже чувствовалось приближение зимы. Джо и остальные служащие только что ушли домой. Все движимое имущество было вывезено. Керрингбушский тотализатор окончил свое существование. Больше здесь не будут выкрикивать условия пари, не будут толкаться клиенты, торопясь сделать ставку.

От крепости Джона Уэста оставалась только колючая проволока на заборе, потайные ходы и сама лавка «Торговля чаем П. Каммина». Он усмехнулся: почти четырнадцать лет он прикрывался этой вывеской, и полиция не могла его одолеть. Джон Уэст даже расчувствовался, что с ним случалось редко. Здесь началось его восхождение к богатству и власти. Здесь он, Джо, Ренфри, Боров и… да, и Мик О’Коннелл соорудили первый помост под навесом, где заключались пари. Интересно, куда девался Мик? Должно быть, уехал на Запад добывать золото. Жаль, жаль его. Что ж поделаешь, не умел служить честно. Еще кто? Барни, конечно. Джон Уэст вспомнил обо всех, кроме Джима Трэси. Дрова тоже увезли. Четырнадцать лет они пролежали здесь, и ни одного полена мы не продали. Хорошо будут гореть в очаге на кухне у мамы.

Он подошел к забору и заглянул в соседний двор. Придется сдать эти домишки другим жильцам. Вон там он совещался со своими помощниками, как отвоевать обратно тотализатор, после того как его захватил О’Флаэрти.

И он отвоевал свою крепость! А теперь он покорно оставляет ее из-за кучки святош. Вот до чего дошло! Просто сложил свои пожитки и уходит без боя. И только потому, что прошел новый закон. Из-за кучки святош и несчастной бумажонки, которая называется «закон о запрещении азартных игр», он покидает свою крепость без боя.

Но закон еще нужно провести в жизнь! В этом все дело. Кто сказал, что он позволит провести его в жизнь? Все его служащие остались без работы. Да они просто взбесятся. А почему, собственно, они должны остаться без работы? Правда, дело о признании лавки и помещения клуба игорными притонами скоро будет слушаться в суде, и Дэвид Гарсайд посоветовал ему заранее тихо и смирно прикрыть их. Да полно, нужно ли это? Лавка принадлежит ему, а помещение клуба он может купить. Пусть полиция попробует применить закон! Дудки! Он силой будет защищать и лавку и клуб. И Дик Брэдли, и Арти, и десятки других только того и ждут. Так он и сделает. Еще посмотрим, так ли уж легко выгнать Джона Уэста.

Он расправил плечи и быстро зашагал к задним воротам; навесив замок и наложив засовы, он обогнул дом и вышел на Джексон-стрит.

Керрингбуш уже окутывал вечерний мрак, на безоблачном небе ярко горели звезды. Джон Уэст, погруженный в глубокое раздумье, пешком отправился домой.

На другой день, прежде чем он успел поделиться с кем-нибудь своим новым планом, за ним прислал начальник полиции Каллинан.

— Вы хотели меня видеть? — сказал Джон Уэст, садясь напротив Каллинана и впиваясь в него глазами.

— Да, — ответил Каллинан, развалившись в большом кресле за полированным письменным столом и стараясь изо всех сил разыграть непринужденность.

Рядом с Каллинаном сидел О’Флаэрти.