Маргарет Этвуд - Мадам Оракул

— Как ты относишься к тому, чтобы сходить на выставку? — спросила я Марлену. Выставка еще не закрылась, и я не видела ничего плохого в том, чтобы туда прогуляться.

— Смотреть на это претенциозное буржуазное дерьмо? — ответила она. — Вот уж спасибо.

— А, так ты ее уже видела, — сказала я.

— Не видела, но читала отзыв. И так все понятно.

Между тем на мне висела еще и литературная карьера. Назавтра после телевизионного интервью начались телефонные звонки. Звонили в основном те, кто мне поверил и теперь хотел знать, как войти в контакт с Другой Стороной. Впрочем, были и возмущенные звонки — некоторые люди сочли, что я издевалась над интервьюером, либо спиритизмом, либо тем и другим сразу. Кто-то был уверен, что я умею предсказывать будущее, и просил погадать. Любовное зелье или снадобье от бородавок пока никому не требовалось, но я чувствовала, что и это не за горами.

Затем стали приходить письма, через издательство, главным образом от тех, кто ждал от меня помощи с публикацией. Сначала я отвечала, но потом поняла, что люди не хотят крушения своих иллюзий. Узнав, что у меня нет верных связей в издательском мире, они возмущались моей беспомощностью. Мне было так стыдно, что я стала выбрасывать письма, не отвечая, а позднее даже не открывая. Тогда корреспонденты начали являться ко мне домой, требуя объяснений, почему я не отвечаю на их письма.

Каждую неделю газеты публиковали новые статьи с заголовками вроде «Рейтинг продаж «Мадам Оракул»» или ««Мадам Оракул»: мистификация или плод больного воображения?». Кроме того, из-за первого, рокового, телевизионного интервью, наделавшего столько шуму в газетах — «РУКОЙ ПОЭТЕССЫ ВОДИЛ ДУХ», — мистическая сторона вопроса продолжала будоражить воображение журналистов, которых Стержесс выстраивал ко мне в очередь. И было бесполезно повторять, что я не хотела бы это обсуждать, — уклончивость лишь разжигала их любопытство.

— Говорят, «Мадам Оракул» написана ангелами, как «Книга Мормона», — заявляли они.

— Не совсем, — отвечала я и пыталась поскорее сменить тему, всякий раз от души надеясь, что Артур меня не видит. И иногда их интерес был вполне искренним, но от этого бывало только хуже.

— Так вы полагаете, что жизнь после смерти существует? — спрашивали они.

— Не знаю. Думаю, никто не может знать доподлинно, вы согласны?

После таких встреч я звонила Стержессу в слезах и умоляла избавить меня от этих передач. Тот наспех латал мою расползающуюся уверенность в себе: я великолепна, все просто отлично, продажи растут лучше некуда. А иногда изображал обиду: при подписании контракта мы ведь, кажется, договаривались о вашем обязательном участии в ряде подобных мероприятий? Разве вы не помните?

Я была у всех на виду. Но там, в реальном мире, находился словно бы мой двойник. Он, мой близнец-негатив, мое отражение в кривом зеркале, представлялся моим именем, говорил то, чего я никогда бы не сказала; его речи появлялись в газетах; он совершал поступки, ответственность за которые приходилось нести мне. Та, другая, женщина была выше меня, красивее, опаснее. Она хотела убить меня и занять мое место, и никто не заметил бы подмены, потому что в заговоре участвовали средства массовой информации, они были с ней заодно.

И это еще не все. Став публичной фигурой, я страшно боялась, что теперь, рано или поздно, кто-нибудь обязательно эксгумирует труп моего прошлого- Вернулись кошмары наяву о Женщине-Горе в розовой пачке, только теперь она падала с проволоки, как в замедленной съемке, многократно переворачиваясь на лету… Или танцевала на сцене в гаремном костюме и красных туфельках. Но это был не танец, а стриптиз, она начинала снимать одежду, а я беспомощно смотрела, не в силах ее остановить. Женщина-Гора трясла жирными бедрами, срывала вуали одну за другой, но никто не свистел, не орал: «Давай, детка, давай». Я пыталась избавиться от этих видений, но они были неподвластны мне, приходилось досматривать их до конца.

Однажды днем, проводив Сэма, я сидела на кухне и пила скотч. Марлена ушла к адвокату. Тарелки от ее завтрака остались на столе: горка апельсиновых корок и полупустая чашка с рисовыми хлопьями, пропитавшимися водой. Все ее здоровое питание давно покатилось к чертям. Мое тоже. Я вдруг поняла, что давно пребываю на грани нервного срыва. Мой дом — палаточный лагерь, замусоренный отходами жизнедеятельности чужих людей, духовными и физическими; Артур постоянно отсутствует, за что его никак нельзя винить; я ему изменила, но не имею смелости ни признаться в этом, ни изменить еще раз, хотя мне этого очень хочется. И удерживает меня вовсе не сила воли, а трусость. Я глупа, неряшлива, пуста, я — мистификация и плод больного воображения. Слезы текли по моему лицу и капали на усыпанный крошками стол.

Возьми себя в руки, приказала я себе. Нужно как-то выкарабкиваться.

Марлена вернулась со сжатыми зубами и сверкающими глазами; визиты к адвокату всегда действовали на нее таким образом. Она села, закурила и сквозь зубы сказала:

— Я прижала этого хрена.

Я не поняла, кого конкретно она имеет в виду, но это было неважно.

— Марлена, — начала я, — мне пришла в голову чудная мысль. Согласись, эта квартира мала для троих.

— Ты права, — ответила она. — Здесь тесновато. Я уеду сразу же, как только найду жилье.

— Нет, — возразила я, — уедем мы с Артуром. Срок аренды все равно почти закончился. Мы уедем на лето, а ты можешь оставаться. Так ты скорее наладишь свою жизнь.

Артур был не в восторге от моей идеи и первым делом заявил, что нам это не по карману, но я сказала, что умерла моя тетя и оставила мне в наследство немного денег.

— Я думал, твоя тетя умерла давным-давно, — удивился Артур.

— То — другая тетя, Лу. А эта — Дейдра. Мы с ней никогда не ладили, но, думаю, больше ей было некому их оставить. — На самом деле я довольно выгодно продала «Любовь, мой выкуп». В моей жизни царил хаос, зато у Луизы К. дела шли отлично.

— А журнал? — возразил Артур. — Я не могу вот так взять и все бросить.

— Тебе нужен отдых, — твердо сказала я. — Делами займется Марлена. Нужно же ей как-то отвлечься.

Стержессу я сообщила, что моя мать умирает от рака и мне нужно ехать в Саскачеван за ней ухаживать.

— А как же выступления, — огорчился он, — и турне по Канаде?

— Отложим до моего возвращения, — сказала я.

— Но, может быть, хотя бы интервью в Регине?

— У меня мать умирает, — напомнила я, и этим ему пришлось удовлетвориться.

Сэм предложил нам поехать в Италию и дал адрес мистера Витрони, про которого узнал от своего друга, Артур хотел на Кубу, но мы не смогли вовремя получить визу.

Прилетев в Рим, мы арендовали красный «фиат» и на нем добрались до Терремото. Я указывала дорогу по карте и объяснениям друга Сэма. По пути с рычага коробки передач несколько раз соскакивала ручка — у Артура всегда были сложные отношения с машинами. Мы поселились на квартире и зажили тихо, вдали от всех, восстанавливая свою жизнь.