Дмитрий Лычев - (Интро)миссия

Мишка приехал рано утром, заставив меня пробудиться задолго до подъема. Поезд пришел немного раньше расписания, и он уже стоял на платформе, справедливо полагая, что ему некуда идти. Тут я и подоспел, сняв все страхи. Узнал не сразу: за два с половиной месяца лицо его покрыла густая борода. В остальном же он остался милым добрым толстым Мишкой. Заключил меня в крепкие объятия, не поцеловав разве что. Побродив по рынку и накупив напитков, которыми обычно такие встречи обмываются, отправились в лес. Немного не дошли до того места, где мы беспощадно молотили мишени из автоматов. Расположились на небольшой полянке, целиком отдавшись ласковому весеннему солнцу. Уже около полудня оно разыгралось настолько, что прогнало нас в тень. Птицы, перелетая с дерева на дерево, весело щебетали и иногда роняли на нас ветки. Видя, что нам хорошо вдвоем, птицы на нас не срали…

Я проявил чудеса проницательности, сообразив, что для такой встречи крепкие напитки не подходят. Другое дело — шампанское. Пробки вылетали с шумом, на время прогоняя веселых птиц. В этот день я был счастлив. Друг, сидящий рядом… Большой… Мягкий… Птицы… Солнце… Шампанское… Радость от встречи, светившаяся в его глазах… И ничего не надо было говорить. Мне рассказывать было особо не о чем. Не стану же я посвящать Мишку в проблемы совращения сослуживцев! Ему этого не нужно знать. Просто не нужно — и всё тут. Мишка об армии особо не распространялся. Для него это был счастливо прерванный сон. Сон, в котором он познакомился со мной… Я ценил его дружбу. Она была для меня окошком в другой мир — мир, в котором не было места денисам, бобам, ромкам, витькам. И, возможно, даже ёжикам. Нет — для того, пожалуй, место нашлось бы. И для Славика… Как мал всё-таки этот мир!.. И как огромен!..

Сидеть можно до бесконечности. Никакая увольнительная не может ограничить этот мир. Мишка едва успеет вскочить в ночной поезд, останется только непомерное счастье, которое он не в силах утащить с собой. Это мое счастье! Я нашел его здесь, в армии. Зачем он приезжал? Наверно, за тем же, что оставил мне после себя. Я нес это счастье с собой, осторожно перешагивая через рельсы, словно боясь уронить. Дежурный не отметил для себя и для Мойдодыра следов алкоголя. Вот так всегда — у них только одно на уме! Не пил вроде, а счастливый… Как это?!..

Общение со Славиком не клеилось. Было чувство, что вместе с бильярдом унесли кусочек нас — огромную глыбу. В беседке не игралось. Слова застревали в глотке. Футбольные баталии вновь завлекли нас. Теперь мы уже не давали спуску местным. Макс то и дело норовил ударить сзади. Грубый Макс, совсем не женственный… То, что однажды удалось проделать со мной, со Славиком ему даром не прошло. Славик увернулся от подножки и, развернувшись, залепил Максу в глаз. Команда соперников оценила отмашку правильно. Они уже давно говорили Максу, чтобы тот играл мягче. Пробили нам штрафной, а Макс стал играть осторожнее. Не боясь уже его подкатов, я носился по площадке, словно лань, щедро награждая Славика за мужество пасами. Удрученные местные хлопцы пришли и на следующий день. И кончилось это для них еще большим позором. Ромка после каждого гола средним пальцем показывал, с чем он сравнивает каждый свой гол. Когда-то я именно так показал одному московскому парнишке, предлагая трахнуться…

В конце недели круг потенциальных лаверов расширился: к нам в часть явилось пополнение — как водится, из Печей. Два младших сержанта — беленький и черненький. Тот, который блондинистый, звался Женей. Из Фрунзе, но совершенно русский. Симпатичный. Третий по росту после Дениса и меня. Худенький. Личико почти детское. Но не как у Ёжика — это понаивнее. Лицо отражало внутреннюю сущность: парнишка действительно казался наивным и слишком простым. Конечно, время покажет, но пока не хочется… Связист. С Денисом будет. Надо бы при случае попросить его, чтобы пока не распространялся о том, как он проводит вечера досуга и уборки своей каптерки. Будет время и возможность — сам расскажу…

Второй был Колькой. Невысокий, приятный, но не более. Еще проще, чем Женька. Слегка нагловатый. Сразу почувствовал свободу. Вовчика не ставил ни во что, не говоря уж о Ростике. Тут уже я взял инициативу и попросил Николая вести себя покультурней. А если быть точным, крикнул, чтобы не выебывался. Ему не понравилось. Хотел было возразить, сжав кулаки, но Славик легким движением осадил его на пол. Порядок был восстановлен. Часть продолжала жить своей жизнью, и ей было плевать на новеньких.

Оказалось, Женька был настоящим футбольным асом. После его появления на баскетбольной площадке местные хлопцы стали наведываться к нам всё реже. Мы разделились на две команды. Женька прилично изматывал нашу слаженную команду, и под вечер об удовольствиях иного плана как-то не думалось — до того момента, как в нашу часть на неделю поселили школьников. Их согнали для не то для прохождения курсов гражданской обороны, не то просто поиграть в войнушку. Скорее всего, сами их начальники не знали, что с детками делать. Поставили палатки, загнали туда по десять человек и бросили их на произвол судьбы. С пятьдесят бывших восьмиклассников слонялось днем по территории, ничего не делая и лишь отвлекая меня от работы. Сосредоточиться на стендах, которые Якубович хотел видеть в своем тыловом кабинете, не было никакой возможности. Воцарившаяся жара заставляла мальчишек оголиться. И вот эти молодые тела целыми днями фланировали по части, нагоняя на меня бешенство. Вечерами они поигрывали в футбол. Я лишь смотрел на резвящихся юношей, а потом удалялся в каптерку — и дрочил, дрочил, дрочил… Ромка однажды наведался, трахнул, но успокоения это не принесло. Хотелось молодого тела, но где его возьмешь?! Близок локоть, да не укусишь…

Тот теплый июньский вечер был для будущих солдатиков последним. Я долго убирался в кабинете Якубовича, освобождая место для свежеиспеченных своих шедевров. Скопилось много мусора и, как повелось, я отправился в бильярдную беседку сжигать его в урне. Так было удобнее, и возможностью не бежать на свалку всегда пользовались те, кто убирался в штабе. Я захватил с собой кий с шариками, чтобы процесс горения остатков жизнедеятельности Якубовича воспринимался веселее. На огонек пришел белобрысый мальчишка из разряда тех, что доктор прописал — Валерка. Классный маленький барсучок! Блики от костра летали по его юношескому лицу, грязному от сегодняшних футбольных сражений. Я заметил его давно: слишком уж он напоминал Кирилла внешне. Но в шахматы, как оказалось, не играл. Начальники вручили ему жалкое подобие автомата, выстроганного еще в школе на уроках труда из дерева. Я успел уже пройтись по его начальникам: лень им, мол, было зайти в „Детский мир“ и купить автоматы поприличнее! Валерке было стыдно за своих учителей. Он даже попытался их оправдывать, когда я предложил поучить его играть в бильярд. Фонарь, тускло освещавщий внутренности беседки, молча наблюдал, как я, показывая самые простые удары, беззастенчиво лапал мальчишку. Отложив деревянное оружие, Валерка увлеченно постигал азы игры, в то время как мои руки сновали в опасной близости от его лобка. Они бы и залезли внутрь, но я пока сомневался в умении юноши хранить военные тайны. Не верил я в стойкость юных, не бреющих бороды — это я уже по Стивенсону в лучшем переводе…