Тони Моррисон - Песнь Соломона

— Точно. Пой.

— По-моему, так звали девочку, с которой моя бабушка играла в детстве. Я запомнила имя, больно уж красивое. Моя бабуся все время о ней вспоминала. Вроде бы родители той девочки сердились, что она играет с цветными детишками, и потому та девочка и моя бабуся всегда норовили удрать, то на рыбалку, то по ягоды. Понял? Они тайком дружили, эти девочки. — Вернелл внимательно оглядела Молочника. — Эта девочка по имени Пой была светлокожая, с прямыми черными волосами.

— Это она! — сказал Молочник. — Она была метиска или индианка.

Вернелл кивнула.

— Индианка, да. Дочка старой Хедди. Хедди была женщина неплохая, но ей не нравилось, когда ее дочь играла с неграми. Как никак она из Бердов.

— Из кого?

— Из Бердов. Семейство Бердов, они жили по ту сторону горы. Возле Соломонова утеса.

— В самом деле? — удивился один из мужчин. — Она, значит, Сьюзен Берд родней приходится?

— То-то и оно. Из их семьи. Они, Берды, никогда цветных не обожали. И Сьюзен такая.

— Они до сих пор тут живут? — спросил Молочник.

— Сьюзен тут живет. Сразу за горой. Ее дом там единственный с кирпичным фасадом. Она одна теперь живет. Остальные все уехали.

— Я доберусь туда пешком? — спросил он.

— Туда, пожалуй, почти всякий доберется, — сказал Омар. — Но после этой ночи я бы тебе не советовал. — Он захохотал.

— Ну, а на машине туда можно проехать?

— Часть пути наверняка проедешь. Но там дальше, за горой, дорога больно узкая и грязища, — сказала Вернелл. — Верхом, может, и проберешься, а на машине — нет.

— Я доберусь туда. Пусть хоть неделю ухлопаю, а доберусь, — сказал Молочник.

— Только не бери с собой ружье. — Кальвин налил кофе в блюдечко, чтобы остыло. — Тогда с тобой ничего не случится. — Все опять захохотали.

Но Молочнику было совсем не смешно. Гитара бродит где-то рядом, и, поскольку ему, кажется, доподлинно известно все, что Молочник делает или собирается сделать, он, разумеется, узнает и о его намерении пойти в горы. Он потрогал распухшую шею. Нет уж, без ружья он никуда не пойдет.

— Тебе бы отдохнуть перед тем, как тебя снова понесет невесть куда, — сказал Омар, внимательно посмотрев на него. — Тут немного дальше по дороге живет одна очень симпатичная дамочка. Зайди к ней в гости, она примет тебя, да еще за честь почтет. — Он бросил на Молочника многозначительный взгляд. — Хорошенькая женщина, между прочим. Просто красивая. — Вернелл насупилась, Молочник улыбнулся. Надеюсь, у нее найдется револьвер, подумал он.

Револьвера у нее не оказалось, зато в доме был водопровод, и, когда Молочник спросил, не сможет ли он принять ванну, она кивнула с улыбкой, а улыбалась она так, как и должна улыбаться женщина по имени Киска. Ванна была последним приобретением в ее крохотном домике, и Молочник с наслаждением погрузился в воду, над которой поднимался пар. Киска принесла мыло, щетку из свиной щетины и стала на колени, чтобы искупать его. То, что сделала эта целительница с его изболевшимися ногами, порезанным лицом, спиной, распухшей шеей, ладонями и боками, было так восхитительно, что ему казалось: утехи любви вслед за таким купаньем — просто спад, иного он не мог вообразить. Если, думал он, это купанье и эта женщина окажутся единственным последствием моих странствий, я не пожелаю большего и до конца жизни буду выплачивать свой долг господу богу, родине и «Братству лосей». Ради такого блаженства я готов пройти босиком по раскаленным угольям с бидоном керосина в руке. Я готов пройти пешком по шпалам отсюда до Шайенна и назад. Впрочем, когда начались любовные утехи, он подумал: ради этого стоит не то что пешком, а ползком приползти.

Потом он предложил ей искупать ее. Она сказала, из этого ничего не выйдет: колонка маленькая, на две горячие ванны не хватит воды.

— Тогда позволь мне сделать тебе прохладную ванну, — сказал он. Он намыливал и тер ее с таким усердием, что у нее заскрипела кожа и заблестела, как оникс. Она смазала бальзамом его лицо, Он вымыл ей голову. Она посыпала тальком его ноги. Он помассировал ей спину, Она натерла ореховым маслом его распухшую шею. Он застелил постель. Она накормила его супом из стручков бамии. Он помыл посуду. Она постирала его вещи и повесила сушиться. Он вымыл ванну. Она выгладила его рубашку и штаны. Он дал ей пятьдесят долларов. Она поцеловала его в губы. Он погладил ее по щеке. Она сказала, возвращайся, пожалуйста. Он сказал, я нынче же вечером приду к тебе.

В четыре часа дня он постучался в дверь единственного дома с каменным фасадом из всех домиков, что находились по ту сторону горы. Сверкающий ослепительной чистотой в армейской форме, которую выстирала и погладила Киска, он бодро отшагал весь путь и был готов к любой неожиданности. Впрочем, он не думал, что Гитара набросится на него среди бела дня на извилистой тропе (именуемой в этих краях дорогой), пересекавшей гористую местность, на которой, однако, виднелись и люди, и домишки, и возделанные поля. Если Гитара нападет на него, Молочник с ним, конечно, сладит (при условии, что тот еще не обзавелся огнестрельным оружием), тем не менее лучше бы вернуться до наступления темноты. Совершенно непонятно, что он там задумал, но несомненно одно: все это как-то связано с золотом. Если ему известно, что я здесь, известно, где побывал до сих пор и что делал, он просто не может не знать, что я стараюсь найти золото, то есть делаю именно то, что собирался. Почему же он покушается на мою жизнь прежде, чем я нашел его или хотя бы узнал, что с ним сталось? Полная таинственность, и ясно лишь одно: необходимо все время быть настороже.

Домик Бердов располагался на ухоженном газоне, окруженном белым частоколом, который отгораживал участок от подступавших к нему со всех сторон лугов. На ветке кедра покачивались детские качели; четыре маленькие ступенечки, выкрашенные в синий цвет, вели к крыльцу, а ветерок, играя занавесками, доносил из дома аппетитный запах свежеиспеченного имбирного печенья.

Дверь открыла пожилая женщина, по виду примерно ровесница его матери..

— Мисс Берд? — спросил Молочник.

— Да?

— Как поживаете? Меня зовут… э-э… Мейкон, я здесь ненадолго, всего на несколько дней. Сам я живу в Мичигане, но, насколько мне известно, кто-то из моей родни жил когда-то давно в ваших краях. У меня мелькнула мысль, что вы смогли бы мне помочь.

— В чем помочь? — не без ехидства спросила старая дама, и у Молочника возникло совершенно отчетливое ощущение, что ей не нравится цвет его кожи.

— Разыскать их. То есть что-нибудь о них узнать. Вся наша семья разбрелась по белу свету, а в городе мне говорили, что, возможно, вы знаете кое-кого из нашей родни.

— Кто там, Сьюзен? — послышался из дома женский голос.